Книга для родителей
Шрифт:
Тимка и Петя обошли всю дамбу, два раза спускались к самой воде, бросили палку и смотрели, куда она поплывет. Палка долго стояла неподвижно, а потом еле заметно стала подвигаться вдоль берега.
— А где ваша лодка стоит? — спросил Тимка.
— А там на реке. Там дядя мой на мосту служит.
У этого Петьки вся жизнь наполнена завидными вещами. Вчера матрос, а сегодня дядя на самом мосту.
— А чем он служит?
— А он называется начальник моста.
Петя произнес это без бахвальства, но все равно, зависть кольнула в тимкином сердце.
— Может, ты еще скажешь, что он большевик?
— Он так и есть — партийный. Так и есть —
— Врешь!
Петя улыбнулся:
— А чего я буду врать?
— Ты думаешь, куда ни посмотри, так тебе все комумнисты?
— Чудак ты какой, так он же и есть коммунист.
— А чего вы лодку сюда не пригоните?
— Куда? На дамбу?
— Вот сюда. Здесь и поставить. Шикарно было бы!
— Сюда нельзя поставить. Пройдут еще три дня или четыре дня, и тогда вода через дамбу пойдет.
— Как? Прямо на «Раек»?
— Прямо на эти дома.
— От здорово! А откуда ты знаешь?
— А отец говорил?
— А оон почем знает?
— Он все знает. Он говорит: несчастье будет, если не удержат. А то как и зальет. Все зальет.
Петя показал на «Раек» и глянул на Тимку серьезными черными глазами.
Тимка глянул по направлению его руки, и в его воображении встали все эти хаты, сады, дворники, плавающие в воде. В Тимкиных глазах загорелось восхищение.
— Вот красиво! Тогда будем здесь на лодке плавать, правда?
Петя нахмурил брови:
— На лодке можно плавать. Только будет жалко.
— Чего тебе жалко?
— А людей?
Тимка засмеялся:
— О! Людей! Вон же там залито, а люди все целые. И катаются на лодках. А чего жалко? И туда на лодке, и сюда на лодке! А там под мостом аж на самый завод.
— В завод? В завод ни за что не пустят!
— А я попрошу. Я скажу: только на минуточку, посмотрю и назад.
— Воду туда не пустят. Кто тебе пустит воду? Чтобы завод остановился?
Тимка спешно задумался. Остановиться завод не может — это Тимка хорошо понимал, потому что завод в его глазах был наиболее могучим и внушительным явлением. С завода каждый день приходил отец и приносил с собой какой-то особенный, сложный и радостный запах настоящей, большой жизни. И Тимка недолго думал, уступил.
— А чего он остановится? Только под мостами перегородить и все.
В этот воскресный день жизнь протекала не только нормально, но даже весело. На дамбе было оживление, гуляли девушки и молодые люди. Колеса на подводах приятно и мирно постукивали втулками. Спиридон Самохин похаживал по дамбе, посматривал на Шулудиевку и солидно и аккуратно записывал в блокнот число привезенных досок и колымажек земли. Деловые люди подходили к нему так же спокойно, они разговаривали, неторопливо поворачивались лицами то в сторону Шелудиевки, то в сторону «Райка». Даже шелудиевцы, обыкновенно народ задорный, подъезжали на своих душегубках к берегу и высказывали желания, не имеющие никакого отношения к угрозе наводнения:
— Эй, желтенькая, иди прокачу на быстрой лодочке! А, да это Катя! Катя, чего вам на дамбе ножки трудить? Садитесь.
— Опрокинешь.
— Да какой мне расчет опрокидывать? Старый моряк, что вы!
И некоторые девушки, кокетливо подобрав юбки, спускались с насыпи и осторожно, с приличным случаю волнением ступали носком на шаткую душегубку, а потом оглашали криком все плавни и валились в галантные обьятия лодочника. С дамбы смотрели на них другие девушки и юноши и кричали:
— Катя, не верь ему, он обманщик, у него лодка с дырками!
— Ночевать будешь на крыше!
…А когда наступил
К вечеру и мальчикам прибавилось заботы и впечатлений. Вообще, за этот день они набегались, насмотрелись, наговорились, наспорились на целый год. А многие и наголодались. Когда стемнело, пришли матери и разыскивали своих слишком впечатлительных сыновей. Некоторые ласково, с тихим, душевным разговором повели детей обедать или ужинать, а кто и толчокм направил бродягу домой, пользуясь для этого естественным удобством мягкого склона дамбы.
А были и такие, что и вовсе не нашли искомого, ходили и спрашивали встречных:
— Не видели Кольки? Ну, что ты скажешь, до чего противный мальчишка!
А Колька в это время, близко познакомившись с хозяином колымажки, сидит на узкой жердине и чмокает на коняку, перебирая в руках веревочные вожжи.
Уйти домой было трудно, события пробегали слишком поспешной чередой: не успеешь открыть глаза на одно, как налетает другое. Не успела перевернуться душегубка с полупьяным парнем, не успел парень выжать из себя грязную воду, как что-то закричали справа, и нужно лететь туда, кое-как рассматривая дорогу возбужденными глазами. А там привезли мешки, а в другом месте распряглась лошадь, а с левой стороны подъехал грузовик, а с правой заиграла гармошка, а в середке запылали фары лакированной машины — прибыл предисполкома. И снова, и снова должны работать уставшие ноги, и снова устремляются вперед жадные глаза, и снова человек должен пыхтеть, преодолевая многочисленные расстояния. А когда пришел вечер, к разнообюразным, быстро проносящимся случаям прибавились еще и результаты дня. Главное: вода подошла к самой дамбе. Грязный Митрошка уже бродил в воде и кричал стоящим наверху:
— Уже две доски закрыла! Две доски закрыла!
Верхние слушали, свесившись головами вниз, и млели от зависти к Митрошке, которому судьба послала такое редкое счастье — поклпадистых родителей, позволивших Митрошке целый день прогулять без ботинок.
Но уже на другой день утром картина изменилась: Митрошка уже не мог бродить под дамбой. В Шелудиевке вода подбиралась к полам, и шелудиевцы не катались на душегубках, а перетаскивали пожитки на чердаки. Как и вчера, приезжал председатель исполкома, повертел головой, забот у него много: вокруг самого города дамба протянулась на десять километром.
Прошел еще день и еще один. Вода прибывала на глазах по полтора метра в сутки. У шелудиевских домишек скрылись окна. Поверхность воды уже не стояла грязной домашней лужицей, исчез куда-то разный мелкий сор. Заметнее стало течение, кое-где появились водовороты, а набегающий ветерок уже подымал обычную рябенькую волну. У самой дамбы вода начинала бить потихоньку частыми мелкими всплесками. Доски были дошиты до самых верхушек вкопанных столбов, досыпана была земля. По высоте дамбы еще оставалось не покрыто водой несколько метров, но скептики косо посматривали на тонкую стенку дамбы: для того, чтобы удержать напор реки, нужно было расширить стенку, по крайней мере, вдвое. 24 апреля уровень воды достиг высоты семнадцатого года. Вечером в этот день завод приостановил работу и объявил мобилизацию всех рабочих сил для борьбы с наводнением. Закрылись школы. На станционные пути были поданы товарные вагоны для потерпевших.