Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях
Шрифт:
Как выясняется, запрет на ношение цветных одежд, равно как и особое внимание к святилищу, где находился меч, действовал только во время уборки урожая. Скорее всего, белый цвет, символизирующий в космической и социальной мифологии начало, чистоту, был каким-то образом связан со стремлением удержать равновесие в природе на период жатвы. Связь же между мечом и будущим урожаем определяется фаллической символикой меча{24}.
§ 9. Небесные битвы
Странные вещи рассказывает в своем отчете Ахмед ибн Фадлан, секретарь посольства багдадского халифа ал-Муктадира к царю булгар. В начале лета 922 г. послы находились на берегах Средней Волги. В первый же вечер на закате солнца появились два облака, красное и черное, с неба раздался шум и открылась панорама небесной битвы. Красные всадники сражались с черными всадниками, что было истолковано царем булгар как битва
Вот впечатления Ибн Фадлана: «Я видел в его стране столько удивительных вещей, что я их не перечту из-за их множества, как, например, то, что в первую же ночь, которую мы переночевали в его стране, я увидел, как перед [окончательным] исчезновением [света] солнца, в обычный час [молитвы] небесный горизонт сильно покраснел. И я услышал [высоко] в воздухе громкие звуки и сильный гомон. Тогда я поднял голову, и вот недалеко от меня облако, красное, подобное огню, и вот этот гомон и эти звуки [исходят] от него. И вот в нем подобия людей и лошадей, и вот в руках отдаленных находящихся в нем фигур, похожих на людей, луки, стрелы, копья и обнаженные мечи. И они представлялись мне то совершенно ясными, то лишь кажущимися. И вот рядом другой, подобный им, черный отряд, в котором я увидел также мужей, лошадей и оружие. И начал этот отряд нападать на тот отряд, как нападает эскадрон на эскадрон. Мы же испугались этого и начали просить и молить, а они [жители страны] смеются над нами и удивляются тому, что мы делаем. Мы [долго] смотрели на отряд, нападающий на отряд. Оба они смешивались вместе на некоторое время, потом оба разделялись, и таким образом это явление продолжалось некоторую часть ночи. Потом оно скрылось от нас. Мы спросили об этом царя, и он сообщил, что деды его говаривали, что эти (всадники] принадлежат к верным и неверным джиннам. Они сражаются каждый вечер и, подлинно, с тех пор, как они существуют [на свете], ни одной ночи они не бывают отсутствующими в этом (сражении!. “И мы всегда это таким образом видели”» (Ахмед ибн Фадлан, с. 134–135).
Принято считать, что Ибн Фадлан видел северное сияние{25}. Д. О. Святский, настаивающий на таком объяснении, ссылается на следующие примеры из русских летописей: «Дивы великие являхутся: видяху люди на небе войска ве зброях, и разделены на два полка, и едны зъ другими бияхуся» (Густинская летопись, 1269 г.); «Того же лета бысть знамениа на небеси страшны: стояху убо въ нощи на воздусе яко полк воинскый на полудниа, такоже и на полунощие» [Никоновская летопись, 1292 г.){26}. Эти примеры ровным счетом ничего не доказывают. Что в этих небесных битвах указывает на северное сияние? На мой взгляд, ничего. Куда важнее вопрос, чьему перу принадлежат описания воображаемых битв.
Сам по себе факт появления северного сияния на широте Средней Волги и даже значительно южнее сомнений не вызывает{27}. Вот типичное для древнерусского летописца описание полярного сияния, наблюдавшегося 29–31 января 1102 г.: «В тот же год было знаменье в небе, месяца января в 29 день, и было три дня, стояло точно зарево пожара с востока, и юга, и запада, и севера, и был такой свет всю ночь, как от полной светящейся луны» (ПВЛ, с. 255). Сияние сравнивается с заревом пожара, о небесном шуме нет и речи. Каким же образом в рассказе Ибн Фадлана северное сияние превратилось в видение шумной битвы?
Для решения этого вопроса необходимо привлечь параллельные свидетельства. И здесь важно уточнить: какие примеры будут привлечены для сравнения, таким и будет окончательное решение. Так, исследователь и переводчик текста Ибн Фадлана А. П. Ковалевский ссылается на поразительный эпизод из «Книги 1001 ночи», где говорится о путешественнике по имени Булукия, который на краю света видел долину, где сражались два войска верных и неверных джиннов. Более же убедительную параллель к рассказу Ибн Фадлана А. П. Ковалевский видит в описании северного сияния в эстонском эпосе Калеви-поэг. Таким образом, получается, что Ибн Фадлан передает местные легенды о небесном явлении, а джинны, в этом рассказе появились благодаря мусульманину-переводчику, который участвовал в разговоре между послом и царем булгар{28}.
Никаких шумных видений в небе над Волжской Булгарией в случае с Ибн Фадланом, на мой взгляд, вообще не было. Все удивительные вещи, будь то битва между джиннами, охота на каркадана (носорога), змея длиной в сто локтей, принятая Ибн Фадланом за лежащее на земле дерево [19] , — это литературные сюжеты, характерные для описания далеких стран. Подобные истории было принято рассказывать при дворе багдадского халифа в качестве изысканных развлечений. В основе этих сюжетов, как правило, лежит реальное наблюдение, оформленное в рамках той или иной мифологемы, что и придает ему в глазах собеседников истинную достоверность. Миф наделял наблюдение ценностью и давал ему санкцию на дальнейшее существование. Иными словами, загадка Ибн Фадлана не должна сводиться для исследователя к выбору между реальностью и вымыслом. Перед нами другая реальность, вернее, ее странный отпечаток, сохранившийся в тексте. Мы не знаем, что собственно видел Ибн Фадлан в небе Булгарии, но можем прояснить контуры мифологемы небесных битв. Ключевым моментом в этом сюжете, равно как и в привлекаемых ниже свидетельствах, является указание на битву. Подробности же в описаниях небесных битв вторичны и легко варьируют.
19
Такой же рассказ о змее включен в книгу «Чудеса Индии» (Бузург ибн Шахрияр, с. 44).
В книгу Ибн ал-Факиха ал-Хамадани «Известия о странах» (903 г.) включен рассказ Абу Аббаса Исы ибн Мухаммада ал-Марвази о том, как однажды тюрки применили «камень дождя» в войне против арабов. Считалось, что с помощью камня можно было вызвать грозовую тучу либо облако с градом, который обрушится на головы врагов. Кажется, это и есть искомая нами небесная битва, сопровождаемая шумом. Война между людьми, а речь идет о религиозной войне между мусульманами и неверными, имела свой прототип в битве богов, в столкновении между небесным воинством Аллаха и крылатыми помощниками тюркских шаманов. Духи войны олицетворяли стихии{29}. В мусульманском фольклорном восприятии этот сюжет переоформился в битву между верными и неверными джиннами, а на уровне внешних впечатлений находил подтверждение в необычных атмосферных или космических явлениях.
«Сказал Абу ал-Аббас: Я слышал, как Исмаил ибн Ахмад, эмир Хорасана, говорил: “Как-то раз совершил я поход против тюрков с двадцатью тысячами мусульман, и выступили против меня шестьдесят тысяч хорошо вооруженных людей, и сражался я с ними несколько дней, как однажды в разгар битвы подошли ко мне тюркские гулямы и другие верные мне тюрки и сказали: “У нас в войске неверных есть родственники, и они предупреждали и пугали нас приходом какого-то человека”… И был тот, кого они упоминали, кем-то вроде прорицателя у них, и они утверждали, что он создает облака, несущие град и снег и тому подобное, и посылает их на тех, кого хочет погубить. И сказали они, что он решил наслать на наше войско жестокий град, который, если попадет в человека, сразу убьет. Выслушал я их и сказал: “Неверие еще не покинуло ваши сердца: разве может совершить такое кто-либо из смертных?”. Они сказали: “Мы предупредили тебя, и тебе лучше знать, а время завтра утром на рассвете”. И сказал он: “Когда наступил следующий день и занялась заря, из-за вершины горы, у подножья которой находилось мое войско, появилась огромная, устрашающих размеров туча. Потом она продолжала распространяться и увеличиваться, пока не покрыла все мое войско тенью. Меня напугала зловещая чернота тучи, ее вид и устрашающие звуки, исходившие из нее. Я понял, что это соблазн для нестойких в вере своей. Я слез с лошади и совершил два коленопреклонения в молитве. А воины будоражили друг друга, устраняя всякие сомнения в том, что это пришла погибель. И призвал я Аллаха, всемогущего и великого, прахом осыпал лицо свое и сказал: “Боже! Уничтожь ты нас, ибо рабы твои бессильны перед твоими испытаниями. Я знаю, что ты всемогущ, и никто, кроме тебя, не властен творить добро и зло. Эта туча, если прольется дождем на нас, будет соблазном для мусульман и покажет силу язычников. Отведи от нас ее зло своим могуществом и силой, о всемогущий и всесильный”. Еще много раз в надежде и страхе, с лицом, осыпанным прахом, взывал я к Аллаху, зная, что только Он может помочь и только Он может отвести зло. И пребывал я в таком состоянии, когда прибежали ко мне гулямы и другие воины с вестью о спасении и подняли меня за плечи, оторвав от молитв, со словами: “Смотри, смотри, о эмир!”. Поднял я голову: туча уже отошла от моего войска и сыпала градом громадной величины над войском тюрков. Вот когда они заволновались: понесли испуганные лошади, уносило их палатки. Каждая градина, попадая в человека, не иначе как лишала его сил или убивала. Сказали мне люди: “Нападем на них”. Но я ответил им: “Нет! Потому что муки от Аллаха губительнее и горше!”. Из них спаслись очень немногие, они оставили свой лагерь со всем, что было в нем, и убежали. А наутро пришли мы в их лагерь и нашли такую добычу, что невозможно описать, и взяли все это, восхваляя Аллаха за спасение, ибо мы знали, что Он помог нам завладеть этим. Хвала Аллаху, господу миров!”» (Ибн ал-Факих. Главы о тюрках, с. 52–53).
Войско арабов опасалось крупного града. Страх же, порожденный слухами о могуществе тюркского прорицателя, был усилен появлением зловещей черной тучи. Самое любопытное в этой истории — убежденность противников в том, что высшие силы вмешались в ход земных событий.
Спустя двести лет эту историю пересказывали с новыми подробностями. Заклинатель вызывает не облако с градом, а мороз. Черное облако сменилось белым, и в нем мелькали страшные фигуры, тогда как в первоначальном варианте говорилось только об устрашающих звуках, скорее всего, о громе. Видение призрачных фигур сходно с кажущимися образами в рассказе Ибн Фадлана и относится, скорее, к области литературных фантазий, нежели к результатам реальных наблюдений.