Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях
Шрифт:
Францисканцу Вильгельму де Рубруку, странствовавшему по Монголии в 1255 г., удалось установить связь между запретами и небесным гневом. Согласно наблюдению Вильгельма, монголы «одежды никогда не стирают, потому что говорят, что тогда гневается Бог и что будет гром, если их повесить сушить. Они даже бичую г тех, кто стирает, и у них [одежду] отнимают. Они боятся грома сверх меры, тогда прогоняют всех чужих и закутываются в черные войлоки, в которых прячутся, пока не пройдет гроза» (Itinerarium. VII. I). Эту картину подтверждают сведения Рашид-ад-дина об обычаях монголов из местности Баргу: «Если кто-нибудь снимет с ноги войлочный чулок и захочет высушить [erol на солнце, то случится та же самая беда [то есть это вызовет грозу]. Поэтому, когда они сушат [свои] войлочные чулки, то закрывают верхушку шатра и сушат их в шатре. У них эти приметы проверены, и [они] исключительно свойственны этой
Описание следующей ситуации вносит ясность в наши построения. Даосский монах Чань-Чунь в беседе с Чингис-ханом говорил ему, что слышал, будто подданные его летом не моются в реках, не моют платья, боясь вызвать грозу. Любопытно, что в этой ситуации Чингис-хан задает мудрецу вопрос о громе. «Хан спросил учителя о громе. Он отвечал: “Горный дикарь слышал, что подданные твои, летом, не моются в реках, не стирают платья, не делают войлоков и запрещают собирать на полях грибы; все для того, что боятся небесного гнева; но это не составляет уважения к небу”» (Си ю цзи, с. 333). Чань-Чунь отметил поразительное (с точки зрения китайца) несоответствие между высокой идеей о регулирующей роли Неба и весьма странными бытовыми запретами, увязанными с этой идеей. Кажется очевидным, что даосский мудрец и монгольский император обсуждали не суеверия кочевников, а некие весьма значимые предписания, о соблюдении которых Чань-Чуня, скорее всего, предупредили, так же, как и францисканцев. Император и даос говорили о воле Неба.
Сведения о небесном огне, поразившем табуны царевича Гуюка, реального претендента на монгольский престол, указывали на недолговечность этой политической фигуры, что и обнаружилось в скором времени. Францисканцы не поняли этого намека.
Ретроспективное описание из китайской хроники «Ганму» указывает на злочасную судьбу Гуюка, чьи потомки проиграли своим политическим соперникам. Те, в свою очередь, изобразили полное неприятие Небом фигуры Гуюка. «Восьмое лето, Сюй-шен. В третий месяц монгольский государь Гуюк скончался. Ханша Улухай-эси объявлена правительницей. Гуюк скончался сорока трех лет от рождения в урочище Ханаер; в храме предков назван Дин-цзун. В это время в государстве была великая засуха. Вода в реках совершенно высохла; в степях выгорали травы. Из лошадей и рогатого скота пало более 4/10 частей. Люди не имели средств к пропитанию. Князья и другие владельцы посылали людей в провинции для разных поборов, или в Западный край к хойхорцам требовать жемчуг и дорогие камни, или к Восточному морю за соколами и кречетами. Гонцы один за другим скакали, на станциях ни днем ни ночью не было покою. Силы народа совсем истощились»{67}.
Остается единственный вопрос: Гуюк проиграл своим соперникам, потому что от него отвернулось Небо, или, наоборот, Небо отказало ему в покровительстве, потому что он уступил соперникам?
§ 21. Защита от молний
Османский историк XVI в. Сейфи Челеби в своем сочинении о народах Центральной Азии рассказывает множество занимательных вещей. Почти все его сведения получены от купцов. В числе этих сведений и рассказ о том, зачем китайцам нужна была яшма.
«В Кашгарии добывают яшму. [В этой стране] есть высокая гора, на вершину которой еще никто не восходил. С той горы стекает ручей и превращается у подножия в большую реку. Никто не знает, где находится само месторождение; известно только, что яшма появляется со стороны той горы. У подножия горы (как уже сказано) этот ручей превращается в большую реку. Летом, когда река мелеет, население идет туда искать яшму. Половину найденных драгоценных камней они передают государю, а другую оставляют себе. Яшма бывает семи цветов и оттенков. Большую часть яшмы отправляют в Хитай, ибо без яшмы Хитай был бы разрушен молниями» (Сейфи Челеби, л. 196).
В объяснение вкралась ошибка. Интерес китайцев к яшме был вызван иными причинами.
Классическая китайская яшма — это собственно нефрит (плотный амфибол). Каким бы древним и почитаемым ни являлось в Китае искусство резьбы по нефриту, сам материал был некитайским. Древним источником всего нефрита, употреблявшегося в Китае, был Хотан. Из этого города поступала белая и темно-зеленая его разновидность. Куски драгоценного нефрита поднимали со дна двух рек, сливавшихся возле Хотана, перед их впадением в реку Тарим. Одна из этих рек называлась Каракаш (Черная Яшма), другая — Юрунгкаш (Белая Яшма){68}.
В сведениях, собранных ал-Бируни, различаются йашм и йашб. Речь идет о разновидностях нефрита: «Йашб — белый камень. В “Китаб ан-нухаб”: это “камень победы”, его употребляют тюрки для достижения победы и чтобы у них не болел желудок от трудно перевариваемых предметов. Гален: желтый йашб люди помещают в ожерелье и на нем рисуют изображение, от которого [отходят] лучи. Я проверил это, и [йашб] без рисунка помог точно так же, как помогает [камень] с изображением. Говорят, что один из видов йашба имеет темно-коричневую окраску, он полезен при утолении жажды, а желтый [йашб] — укрепляет желудок, если повесить его над [желудком]. Ибн Маса: [йашб] — камень с желтым оттенком. Что касается йашма, то его добывают в двух долинах Хо-тана. Одна из них — Каш, здесь добывают белый превосходный [йашм]. Другая — Кара Каш, йашм этой [долины] мутный с черным оттенком, он бывает также черный, подобный гагату. Столица Хотана — Ахма. Он [далее] говорит, что нет доступа к началу долины, откуда добывается йашм. Мелкие [куски йашма] принадлежат подданным, крупные — царю. По-термезски он [называется] йашб, по-бухарски — машб, а также йашб. Это — белый китайский камень» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 1113). Сравнив эти сведения с тем, что сообщает Сейфи Челеби, легко убедиться, что его рассказ о яшме не выходит за рамки представлений арабо-персидской минералогии. Купцам принадлежит лишь сообщение об отправке яшмы в Китай, чем, собственно, они и занимались.
Вернемся к вопросу о том, спасал ли нефрит китайцев от молний? В «Минералогии» ал-Бируни продолжает свой рассказ о нефрите: «Говорит Наср о качествах нефрита: он тверже бирюзы, имеет молочный оттенок; потоки приносят его с гор в одну долину в земле тюрок, называемую Су. Он разрезается алмазом, и из него вытачивают поясные пряжки и перстни. Утверждают, что он отражает вред “сглаза” и служит защитой от молний и грома. Что касается “сглаза”, то это народное представление, а что касается молний, то я видел человека, который доказывал воздействие нефрита на молнию тем, что расстилал на куске его тонкую ткань и поверх нее клал пылающий уголь, и он не прожигал ткань. Но этим отличается не только нефрит — стальные зеркала оказывают то же воздействие [на уголь], однако молния ими не отражается, а расплавляет их» (ал-Бируни. Минералогия, с. 184–185). Математик и астроном Насир-ад-дин Туей в «Ильхановой книге редкостей» (сер. XIII в.) пересказывает сведения ал-Бируни{69}.
Камнем, защищающим от удара молнии, интересовались не китайцы, а тюрки и монголы. Вильгельм де Рубрук, побывавший в 1255 г. при дворе монгольского хана Мунке, сообщает, что он привез из Азии в подарок французскому королю Людовику IX один из таких камней, вправленных в пояс, который обычно носили для защиты от молнии (Itinerarium. XXXVI. 19) [28] . В европейской традиции существовал свой минерал — керавний, который, как считалось, оберегает человека от молнии и смерча (см.: Марбод Реннский. Лапидарий. 30). Развитая мифология грома представлена в верованиях и предписаниях тюрок и монголов Центральной Азии.
28
«Magister Willelmus, quondam civis vester, mittit vobis quamdam corrigiam ornatam quodam lapide precioso quern ipsi portant contra fulgura et tonitrua» (Itinerarium. XXXVI. 19).
«Сообщили мне, — пишет египетский минеролог Ахмед ат-Тайфаши (XIII в.), — заслуживающие доверия люди из персов о том, что они видели одну крепость в Фарсе, где бывают частые грозы. В крепости построена башня, и к ней на виду прикреплен камень йашм. И они видели, как надвигающаяся гроза уходила от крепости и направлялась в удаленную сторону»{70}.
Рашид-ад-дин сообщает, что в 1309 г. во время пира у султана Олджейту молния ударила в шатер и убила несколько человек. И султан Олджейту, восьмой хан иранских монголов (1304–1317), страшно испугался этого злоключения. Ведь этот правитель носил при себе особый камень, предохраняющий от удара молнии.