Книга мудрости. Беседы по Семи Искусствам Тренировки Ума Атиши
Шрифт:
Вы боги, забывшие, кто они есть. Вы императоры, которые заснули и видят во сне, что они стали нищими. Теперь нищие стремятся стать императорами — во сне, прилагая огромные усилия, чтобы стать императорами. А все, что необходимо — проснуться!
И когда я говорю проснуться, где вы можете проснуться? В будущем? В прошлом? Прошлого нет больше, будущего нет еще — где вы можете проснуться? Вы можете проснуться только сейчас, и вы можете проснуться только здесь. Здесь только мгновение, здесь только реальность, реальность, что всегда была и всегда будет.
Измените вашу основную философию достижения. Расслабьтесь в своем существе.
Раз это понято, куда спешить? Где беспокойство? Вы уже остановились. И тогда это утренняя прогулка без цели, в никуда. Вы можете наслаждаться каждым деревом, каждым солнечным лучом, каждой птицей, каждым человеком, проходящим рядом.
Ошо, есть ли какие-то реальные различия между разными расами, национальностями, и так далее, и тому подобное?
РАМАНАНДА, нет реальных различий, их не может быть. Все различия поверхностны.
Еврей не отличается от индуса, мусульманин не отличается от христианина, китаец не отличается от американца, негр не отличается от англичанина.
Человек един, различия поверхностны. Да, они очевидно есть. Негр есть негр: у него черная кожа, он выглядит иначе, чем белый человек. Но это не то отличие, которое имеет существенное значение. Отличие так мало: просто немного больше черного пигмента в коже, оно не стоит больше четырех анна (мелкая монета в Индии — прим, перев.) — это просто отличие, четыре анна. И помните: у него не меньше, а на четыре анна больше, чем у белого человека.
Но отличие в цвете кожи не есть различие. Или отличие длины вашего носа. Просто потому, что вы имеете длинный нос, еврейский нос, вы не стали народом, избранным Богом. Или просто потому, что вы рождены в Индии, вы не стали приверженцем той или другой религии.
Это все глупые идеи. Но эти глупые идеи продолжают существовать в мире; и не только существуют, но и приносят человечеству великие бедствия. Они очень приятны для эго. Индуист думает, что он самый религиозный в мире, его страна самая святая. Какой вздор вы продолжаете нести! Страны отделены только на политических картах. Однако это все же одна земля. Только тридцать лет назад Карачи и Лахор были одной областью — только тридцать лет назад, Но сейчас они в Пакистане и очень разобщены. Теперь индийцы не могут представить место, более разобщенное, чем Карачи и Лахор; разобщеннейшее из разобщенных. А они были частью единой области. Всего лишь маленькое изменение в политике, линия нарисована на карте — не на земле; земля все еще неразделена.
Я слышал историю. Когда Индия и Пакистан собирались разделиться, прямо на границе раздела стоял сумасшедший дом. И никто особенно не интересовался принадлежностъю этого сумасшедшего дома, ни Индия, ни Пакистан. Но он должен был кому-то отойти! Поскольку политиков это совершенно не интересовало, было решено: «Спросить самих сумасшедших, куда они хотят отойти?».
Великое собрание. Собрали тысячу сумасшедшие и спросили их: «Куда вы хотите идти?». А они ответили: «Мы не хотим идти куда бы то ни было, мы просто хотим оставаться здесь.».
Снова и снова, разными способами, им объясняли: «вы никуда не пойдете, вы останетесь здесь. Однако мы хотим узнать, куда вы хотите отойти — к Индии или к Пакистану?».
Сумасшедшие не могли поверить своим ушам. Они сказали: «Вы зародили в нас большое подозрение: это мы сумасшедшие, или вы! Если мы не собираемся никуда идти, почему мы должны решать, куда мы отойдем?».
Общение было невозможно. И вы видите, сумасшедшие люди были более правы. Они всегда более правы, чем ваши так называемые политики.
Тогда лидеры решили просто поделить посередине. И посередине сумасшедшего дома вознеслась стена. Я слышал, что до сих пор сумасшедшие вскарабкиваются на стену и смеются. Все превратилось в какой-то абсурд. Они все остались на том же самом месте, но половина стала пакистанцами, а другая половина индийцами — их разделяет только стена. И они все еще говорят об этом: «Что случилось? Ведь мы те же самые, вы те же самые, мы не видим никакого различия! Но теперь мы враги — на самом деле мы не можем беседовать».
Различий нет. Или, если они есть, то такие маленькие, как...
Знаете ли вы, сколько надо индийцев, чтобы вкрутить лампу в патрон?
Четыре. Один держит лампу, а три его вращают.
А знаете ли вы, сколько надо калифорнийцев, чтобы заменить лампу?
Четыре. Один меняет лампу, а три обмениваются опытом.
Сегодня я ясно увидела, что я на самом деле являюсь причиной моего собственного страдания и что я не обязана его создавать, и что-то тяжелое поднялось из моей груди, когда я увидела, что я просто ходила по кругу! Благодарю, благодарю, Ошо. Но я так боюсь стать легкой и впитывающей! Это все так смущает!
ДЕВА АШОКА, первое впечатление от свободы — всегда смущение. Первый луч света, увиденный слепым, обязательно смутит его. Для того, кто всегда жил в цепях, внезапное известие от короля, что он свободен... всегда смущает. Он приучен жить определенным образом, он развил определенный стиль жизни, он был в безопасности в своей тюрьме; он был определен. Теперь все неопределенно.
Это не только вопрос того, что сбрасываются цепи; теперь он снова будет должен смотреть в лицо большому широкому миру. Он должен будет узнавать все, что он забыл; он должен будет переучиваться. Это будет трудно. И он будет по сравнению с другими довольно неумелым. Даже прогулка по улице без цепей, к которым он приучен, будет немного странной, необычной. Он будет чувствовать неловкость.
Когда французские революционеры освободили заключенных из великой тюрьмы Бастилии, они были
удивлены. Заключенные не были готовы выйти. А это била величайшая тюрьма Франции, где содержались только люди, приговоренные к пожизненному заключению. Там были люди, которые провели в тюрьме тридцать, сорок лет, даже пятьдесят лет.
Теперь подумайте о человеке, который попал в тюрьму, когда ему было только двадцать, и который прожил в тюрьме пятьдесят лет. Он полностью забыл о мире, как он выглядит на что похож. Пятьдесят лет жизни в темной камере с тяжелыми цепями. Те цепи не были закрыты на замок, ибо нет нужды отпирать их; они сковали всю его жизнь. Они были постоянными, тяжелыми.