Книга мудрости. Беседы по Семи Искусствам Тренировки Ума Атиши
Шрифт:
Древнее искусство было не только искусством; оно было глубоко мистично. Оно рождалось в глубокой медитации. Оно было, по терминологии Гурджиева, объективным. Оно создавалось таким образом, что если медитировать на нем, возможно проникновение в те глубины, где обитает бог...
Если вы медитируете в Каджурахо или Конараке, вы узнаете, что их создали Мастера тантры. Они выразили в камне что-то, что ощущается в окончательном оргазмическом наслаждении. Это было очень трудно сделать, внести экстаз в камень. А если камень может выразить экстаз, тогда все может двигаться легко в этот
Но люди, приходящие в Каджурахо — дураки. Они смотрят на любую скульптуру Кхаджурахо, как на непристойность — тогда они упускают самую суть; тогда они видят нечто в согласии со своим собственным бессознательным — или они такие моральные... что они не медитируют на этих статуях; они в спешке уходят из храма куда-нибудь, они только бросают взгляды.
Скульптура Кхаджурахо не для того, чтобы просто смотреть, она для медитации. Сядьте молчаливо и медитируйте часами. Если кто-то идет в Кхаджурахо, он должен бы жить здесь по меньшей мере три месяца, чтобы он мог медитировать на каждой внутреней позе оргазмического наслаждения. И тогда, постепенно, в моменте, в гармонии, вдруг вы переместились в другой мир — мир тех мистиков, что создали этот храм. Это объективное искусство.
Таков же и Тадж Махал. В ночь полнолуния, если вы сядете молча на склоне, не беспокоясь об истории Тадж Махала, и кто создал его, и почему... это все вздор, не относящиеся к делу факты; они несущественны. Шах Джахан и его возлюбленная, и его память о его возлюбленной... он создал это. Не беспокойтесь о гидах — дайте им денег, прежде чем они начнут мучить вас, и гоните их!
Фактически, шах Джахан не имеет никакого отношения к Тадж-Махалу. Да, он построил его, он построил его как память о своей жене, но он не является его истинным источником. Настоящий источник — в суфийском образе жизни, он в суфизме. В основном он был создан суфийскими Мастерами; шах Джахан был только инструментом.
А суфийские Мастера создали нечто огромной ценности. Если вы молча сидите в ночь полнолуния, просто смотря на Тадж-Махал, иногда с открытыми глазами, иногда с закрытыми глазами, мало-помалу вы почувствуете что-то, чего никогда не чувствовали раньше. Суфии называют это зикр, вспоминание Бога.
Красота Тадж-Махала напомнит вам о тех королевствах, откуда пришла вся красота и все благословение. Вы станете созвучны суфийскому способу вспоминания Бога: красота — это Бог.
Сарджано, не стремись подавить это побуждение. Твори каким-нибудь способом, который подходит тебе. Мое послание должно быть передано всеми возможными средствами.
В новой коммуне у нас будет много сообществ. У скульпторов будет свое сообщество, и они смогут создавать скульптуры, и у поэтов будет свое сообщество, и у художников, и у плотников, танцоров, музыкантов, писателей, режиссеров. Нужно использовать все возможные средства, чтобы найти подход к как можно большему числу людей, найти подход к как можно большему числу типов людей — потому что тот, кто может понять поэзию, может не понять прозу, а тот, кто может понять музыку, может не понять живопись, а тот, кто может понять скульптуру, может не понять поэзию.
Это послание так важно, потому
Мы нуждаемся в великом терапевтическом центре, чтобы можно было помочь современному уму вытошнить, избавиться от всего вредного, что вошло в него. И еще нам нужны творцы. А когда кто-то избавился и выбросил вон все вредное, в нем появляется великое стремление творить.
Когда патология исчезает, каждый человек становится творцом. Пусть это будет понято как можно глубже: только больные люди разрушительны. Человек, который здоров — созидателен. Творчество — это аромат настоящего здоровья. Когда человек действительно здоров и целостен, творчество естественно приходит к нему, появляется стремление творить. Это чувствуют многие, как и ты, Сарджано. Делай что-нибудь для этого. И, что бы ты ни делал — это хорошо. Следуй своему стремлению, не искажай его. Вначале оно будет неопределенным, но если ты следуешь ему, скоро оно станет яснее, все яснее и яснее. И если ты начинаешь что-то делать с этим, ты поймешь себя очень ясно.
Многие вещи становятся понятны только когда ты что-то делаешь с ними. Например, поэт никогда в действительности не осознает поэзию, пока он пишет ее. Это остается очень неопределенным, туманным явлением. Когда он пишет, в самом процессе она начинает обретать образ, форму; она выражается в словах. Нет художника, который был бы способен рассказать о том, что он хочет нарисовать, пока он рисует.
Говорят, что лучший способ учиться — это преподавать. И я согласен с этим, потому что вы никогда не поймете по-настоящему ясно то, чему вы хотите научиться, пока не начнете учить этому.
В будущем образование приобретет это измерение. Мое собственное мнение таково, что каждому студенту должна также быть дана возможность преподавать. Студенты, которые учатся на докторскую степень, должны допускаться в младшие классы, чтобы преподавать; те, кто работают над степенью бакалавра, должны допускаться учить младшие классы.
Каждый студент должен также быть преподавателем и наоборот. Каждый учитель должен бы хоть изредка садиться на студенческую скамью и начинать учиться снова. Каждый учитель хоть иногда должен бы быть студентом, а каждый студент хоть иногда должен бы быть также и учителем. Это различие между обучающим и обучающимся должно раствориться. Обучающий и обучающийся — это части одного процесса.
И то же самое верно относительно другого явления. Врач и пациент: врач не должен всегда оставаться врачом. Иногда он должен лечь на кушетку, и пусть пациент станет врачом, а он превратится в пациента. Это принесет огромную пользу. Пациент научится многим вещам, которым он не мог научиться в качестве пациента. Стать врачом, пытаясь разрешить проблему врача... в качестве врача он сможет многое прояснить для себя. И врач в качестве пациента будет способен увидеть намного яснее проблему, беспокойство, мучение пациента, потому что теперь он сможет примерить туфли пациента; теперь он узнает, где они жмут.