Книга Нового Солнца. Том 1

Вулф Джин Родман

– Ты чрезвычайно умен, не сомневаюсь в этом; но ты не владеешь некоторыми известными мне приемами, иначе искусство судить о внешности людей, не видя лиц, было бы тебе знакомо. Труднее всего, конечно, если человек, на которого ты смотришь, носит деревянную маску, чей рисунок не соответствует чертам его лица, но даже в этом случае можно многое узнать. У тебя острый, слегка раздвоенный подбородок; я права?

– Права насчет острого подбородка, – ответил я, – но не права насчет раздвоенного.

– Лжешь; нарочно хочешь поколебать мою уверенность – либо сам никогда не обращал на него внимания. О подбородках я сужу по талиям, особенно это касается мужчин: в основном именно они меня и интересуют.

При тонкой талии непременно бывает острый подбородок, а твоя кожаная маска вполне позволяет в этом удостовериться. У тебя глубоко посаженные глаза, но, несмотря на это, они большие и подвижные, что говорит о раздвоенности подбородка, особенно если лицо узкое. Скулы у тебя высокие – их очертания чуть-чуть просматриваются через маску, а благодаря твоим слегка впалым щекам они кажутся еще выше. Черные волосы – о них я сужу по кистям твоих рук; узкие губы – они видны сквозь прорезь в маске. Поскольку мне не видно их целиком, они у тебя изогнутые – самое привлекательное качество мужских губ.

Я не нашелся, что ответить, и, по правде говоря, дорого бы дал, чтобы поскорее избавиться от нее; наконец я сказал:

– Если пожелаешь, я сниму маску, и ты сможешь удостовериться в точности своих суждений.

– О нет, не стоит. Во всяком случае, пока не отыграют утреннюю зарю. Кроме того, тебе следует щадить мои чувства. Если ты снимешь маску и я не найду тебя красивым, праздник для меня будет безнадежно испорчен. – Она снова откинулась на кушетке, и ее волосы рассыпались темным ореолом. – Нет, Северьян, не открывай лица; открой мне лучше свою душу. Позже ты расскажешь мне, что бы ты делал, будь ты волен делать все, что пожелаешь; а сейчас удовлетвори мое любопытство и расскажи о себе. Пока я знаю о тебе лишь то, что прибыл ты из Нессуса. Почему же ты так упорно разыскиваешь Пелерин?

6. БИБЛИОТЕКА ЦИТАДЕЛИ

Только я собрался ответить на ее вопрос, как мимо нашего алькова прошествовала парочка – мужчина в санбенито и женщина, одетая шляпницей. Проходя, они всего лишь кинули в нашу сторону взгляд, но что-то – в одинаковом ли повороте двух голов, выражении ли глаз – подсказало мне, что они знают или, по крайней мере, догадываются, что я не маска. Я, однако, притворился, будто ничего не заметил, и сказал:

– В мои руки случайно попала вещь, принадлежащая Пелеринам. Я хочу вернуть им ее.

– Значит, зла ты им не причинишь. А что это за вещь? Правду я ответить не посмел, к тому же знал наверняка, что сразу последует требование показать названный предмет.

Поэтому я сказал:

– Это книга, старинная книга с чудесными иллюстрациями. С моей стороны было бы дерзостью выдавать себя за знатока, но я уверен, что книга очень дорогая и представляет большую культовую ценность. – С этими словами я извлек из сумки коричневую книгу из библиотеки мастера Ультана, ту, что унес с собой, покидая камеру Теклы.

– Действительно, старинная. – Кириака с интересом посмотрела на нее. – И изрядно попорчена водой. Ты позволишь взглянуть на нее?

Я подал ей книгу, и она принялась листать страницы, с интересом разглядывая картинки.

– Я тоже ничего в этом не понимаю, – улыбнулась она, возвращая мне книгу. – Но у меня есть дядя, большой знаток, и я не сомневаюсь, он заплатил бы за нее немалые деньги. Жаль, что его сегодня здесь нет, он бы взглянул на нее; но это, возможно, и к лучшему, потому что иначе я бы попыталась отобрать ее у тебя. В поисках старинных книг он путешествует по самым отдаленным уголкам – дальше, чем я, когда жила у Пелерин. Он даже ездил за утраченными архивами. Ты слыхал о них? – Я покачал головой. – Я знаю только то, что он сам однажды рассказал мне, когда выпил нашего фамильного вина немного больше, чем обычно; подозреваю, что он рассказал не все: во время разговора я чувствовала, что он опасается, как бы я сама не отправилась в путь. Но я так никогда и не решилась, хотя порой и сожалею об этом. Так вот, в южной части Нессуса, куда люди заходят редко, в низовьях великой реки, где, по мнению многих, город должен был давным-давно закончиться, стоит старая крепость. О ней никто уже не помнит – кроме, наверное, самого Автарха, да пребудет его дух во многих поколениях наследников. Считается, что в ней поселились привидения. Дядя говорил, что она стоит на холме на берегу Гьолла, над разрушенным кладбищем, и охраняет это пустое, мертвое поле.

Она умолкла и провела в воздухе рукой, изображая холм и твердыню; мне пришло на ум, что она уже рассказывала эту историю много раз – возможно, своим детям. И я понял, что она уже в том возрасте, когда ее дети достаточно подросли и успели неоднократно выслушать эту и другие сказки. Годы не оставили следов на ее гладком чувственном лице; но искра юности, столь лучезарная в Доркас и озарявшая ровным неземным светом даже Иоленту, щедрый и неиссякаемый источник силы для Теклы, огонек, осветивший туманные тропинки некрополя, когда ее сестра Теа взяла у могилы пистолет Водалуса, – эта искра угасла в ней так давно, что от былого ореола не осталось и следа. Мне стало жаль ее.

– Тебе, должно быть, известно, как люди древней расы достигли звезд и как они продали за бесценок все, что было в них от дикой природы, за эту возможность: они стали безразличны к вкусу прохладного ветра, утратили способность любить и желать, разучились петь старые песни и слагать новые – вообще растеряли многие животные свойства, которые, по их мнению, они вынесли с собой из влажных лесов на заре времени, хотя, на самом деле, как говорил мне дядя, только благодаря этим свойствам они и смогли покинуть леса. И ты наверняка знаешь, должен знать, что те, кому они продали все это, были творениями их же собственных рук и всем сердцем ненавидели их. Да, у них были сердца, хотя их создатели никогда с этим не считались. Как бы то ни было, они решили погубить сотворившее их человечество, что и сделали, возвратив, когда люди расселились по тысячам солнц, все, что им было оставлено. Это по меньшей мере тебе должно быть известно. Мне рассказал обо всем дядя, как я сейчас рассказала тебе; сам же он нашел эти и многие другие сведения в одной из книг своей коллекции. Он считает, что эту книгу столетиями никто не раскрывал.

Но как именно они это сделали, известно хуже. Помню, в детстве я воображала злые машины: они копали и копали, ночь за ночью, пока наконец не удалили сплетенные корни старых деревьев, и тут показался железный ларец, зарытый ими, когда мир был еще очень молод; и когда они сбили с того ларца замок, все вещи, о которых мы сейчас говорили, вылетели наружу, подобно рою золотых пчел. Глупо, конечно, но я и сейчас не смогу представить, какой была подлинная сущность тех мыслящих механизмов.

Я вспомнил Иону и его поясницу в том месте, где вместо человеческой кожи блестел металл, но я и вообразить не мог, чтобы он был способен выпустить чуму на погибель человечеству, и покачал головой.

– Но мой дядя говорил, что в его книге все подробно объяснено; те вещи, которым они дали свободу, явились не роем насекомых, но потоком разнообразных артефактов, созданных с расчетом возродить заложенные в них когда-то людьми идеи, которые было невозможно зашифровать цифрами. В руках этих машин оказалось все – начиная от строительства зданий и кончая производством пирожных с кремом; на протяжении тысяч поколений они строили города-механизмы, потом принялись за строительство городов, напоминающих скопление туч перед грозой, и других – похожих на скелеты драконов.