Книга Нового Солнца. Том 2
Шрифт:
Она покачала головой:
– Ты жив. – Я сплю.
– Нет. Ты… – Она помолчала, пережевывая, на огромном лице не отражалось ничего. Когда она вновь заговорила, рыбки – не те огромные рыбины из моего сна, а серебристые существа не больше окуня, стали выпрыгивать из воды у ее подбородка, хватая на лету кусочки, падавшие с ее губ. – Ты свел счеты с жизнью или же пытался сделать это. В какой-то мере тебе это удалось.
– Я сплю и вижу сон.
– Нет. Ты уже не спишь. Так ты умер бы, если бы мог.
– Все потому, что я не мог видеть мучений Теклы, да? Теперь я наблюдал за гибелью Урса и сам
– Кем ты был, – спросила она меня, – когда стоял перед Престолом Правосудия иерограммата?
– Человеком, который еще не уничтожил все, что любил.
– Ты был Урсом, и поэтому Урс жив.
– Это Ушас! – крикнул я.
– Пусть так. Но Урс живет в Ушас и в тебе.
– Мне надо подумать, – сказал я. – Пойти куда-нибудь и подумать. – Я не собирался ни о чем просить, но в собственном голосе услышал неприкрытую мольбу.
– Так ступай.
Я в отчаянии поглядел на полузатопленную Цитадель.
Ютурна махнула рукой, как деревенская баба, указывающая дорогу заплутавшему путнику, обозначив направления, которых я прежде не замечал.
– Туда – будущее, туда – прошлое. Это граница мира, и за ней – другие миры твоего солнца и миры других солнц. Вот ручей, берущий свое начало в Йесоде и впадающий в Брию.
Мою нерешительность как рукой сняло.
49. АПУ-ПУНХАУ
Воды были уже не по-ночному черными, а приобрели темно-зеленый оттенок; казалось, я различаю в них бессчетные пряди трав, стоящие вертикально и колеблющиеся под напором течения. Голод постоянно возвращал меня к мысли о рыбе Ютурны; но на моих глазах Океан убывал, становился все прозрачнее и светлее, каждая его мельчайшая капелька отделялась от соседних, пока то, что лежало передо мной, не обернулось обыкновенным туманом.
Я сделал вдох и набрал в легкие не воду, а воздух. Я шагнул и ступил на твердую почву.
То, что прежде было морем, превратилось в пампу, поросшую высокой, по пояс, травой – море травы, чьи берега терялись в белой клубящейся дымке, словно там, бесшумно и неистово, танцевало мрачное сборище призраков. Ласки тумана не напугали меня, хоть они и были влажными и липкими, словно объятия привидения из полуночной сказки. Надеясь найти еду и согреться, я двинулся вперед.
Говорят, путник, блуждающий в темноте, и особенно тот, кто блуждает в тумане, начинает описывать круги на ровном месте. Возможно, со мной случилось то же самое, хотя я все же так не думаю. Слабый ветер волновал туман, и я старался, чтобы он все время дул мне в спину.
Когда-то я, возомнив себя неудачником и упиваясь своим несчастьем, шагал с улыбкой на устах вдоль Бечевника. Теперь я знал, что тогда началось путешествие, которое, в конечном счете, возвело меня в ранг палача Урса; и хотя задача моя была выполнена, мне казалось, что я никогда уже не буду счастлив – впрочем, возможно, спустя всего стражу или две я почувствовал бы себя вполне счастливым, если бы только ко мне вернулся мой теплый плащ подмастерья.
Наконец Старое Солнце Урса взошло за моей спиной и, увенчанное золотом, поднялось во всем своем великолепии. Призраки бежали перед ним; я увидел просторную пампу, бесконечный шепчущийся зеленый Океан, по которому прокатывались тысячи волн. Бесконечный –
Я шел на запад, на ходу осознавая, что я, побывав Новым Солнцем, сам скрылся бы за горизонтом, если бы только мог. Возможно, тот, кто был Старым Солнцем, испытывал те же чувства. Ведь было же Старое Солнце в «Эсхатологии и генезисе» доктора Талоса, и хотя мы ни разу не доиграли наше представление до конца, доктор Талос, который сам стал странником в западных землях, собирался однажды сыграть эту роль.
По пампе разгуливали длинноногие птицы, но они убегали всякий раз, когда я подходил слишком близко. Однажды, сразу после рассвета, я увидел пятнистую кошку; но она была сыта и ускользнула прочь. На ясном голубом небе черными крапинками кружили кондоры и орлы. Голод мучил меня не меньше, чем их; и время от времени мне чудился немыслимый для этих мест запах жареной рыбы, навеянный, без сомнения, воспоминанием о захудалой гостинице, в которой я впервые встретился с Балдандерсом и доктором Талосом.
Клиент в камере может продержаться без воды дня три или даже больше, так учил нас мастер Палаэмон; но у того, кому приходится тащиться под солнечными лучами, времени гораздо меньше. Наверное, я умер бы еще до заката, если бы не нашел его, когда моя тень уже тянулась за мной длинным шлейфом. Это был узенький ручеек, едва ли шире, чем предстал перед моим взором ручей за пределами Брии, и он так глубоко зарылся в пампу, что я не замечал его, пока едва не скатился в русло.
Ловко, как обезьяна, я спустился по каменистому склону и утолил жажду нагретой солнцем водой, мутной и с привкусом ила для того, кто пил чистую морскую воду. Если бы ты, читатель, вдруг оказался рядом и предложил бы мне продолжить путь вместе, я, наверное, лишил бы тебя жизни. Я тяжело опустился среди камней, не в силах ступить ни шагу больше, и заснул прежде, чем успел закрыть глаза.
Но, должно быть, ненадолго. Неподалеку фыркнула большая кошка, и я проснулся, трясясь от страха, более древнего, чем первое человеческое жилище. В детстве, когда я спал с другими учениками в Башне Сообразности, до нас часто доносилось такое фырканье из Медвежьей Башни, и оно ничуть не пугало меня. Все дело, по-моему, в стенах или же в их отсутствии. Тогда я понимал, что одни стены защищают меня, а другие – держат в заточении смилодонов и атроксов. Теперь я знал, что никаких стен нет, и при свете звезд насобирал в кучу камней. Я твердил себе, что камни нужны мне в качестве метательных снарядов, но на самом деле (и сейчас мне это ясно) я неосознанно готовил материал для стены.
До чего же странная штука! Плавая на глубине и ступая по морскому дну, я мнил себя чуть ли не богом и уж по крайней мере существом, стоящим выше человека; теперь же я казался себе тварью низшего порядка. Однако, поразмыслив, я решил, что это вовсе не так уж странно. Здесь, вероятно, я очутился во времени гораздо более раннем, чем то, в котором Зак вершил свои дела на борту корабля Цадкиэля. Здесь Старое Солнце еще не потускнело, и даже те факторы, которые отбрасывали тени такие же длинные, как та, что волочилась за мной, когда я подошел к оврагу, могли не оказывать на меня влияния.