Книга оборотней
Шрифт:
Если после этого трижды перепрыгнуть через пень, непременно превратишься в волка».
В богемском лексиконе Вацерада {73} (около 1202 года) для называния оборотня используется слово vilkodlak,а в дефиниции отмечается сходство этого существа с фавном. В обработке Павла Иосифа Шафарика {74} словарная статья об оборотне из этого лексикона выглядит следующим образом:
«Incubi sepe improbi existunt mulieribus, et earum peragunt concubitum, quos demones Galli dusiosnuncupant»(«Инкубы шестиногие дурные являются женщинам и возлежат с ними — тех демонов галлы называют dusios»). В том
Сходные представления об оборотнях бытуют в Армении, о чем можно судить, в частности, по следующей истории, включенной фольклористом Августом фон Хакстаузеном в сборник «Транскавказия» ( Trans-Caucasia.Leipzig, I, 322): «Как-то раз один человек увидел пробегавшего мимо волка с ребенком в зубах. Мужчина погнался за зверем, но в конце концов отстал. Идя по следу, он наткнулся на детские ручки и ножки, а чуть дальше, в пещере, увидел волчью шкуру и швырнул ее в огонь. Тут же перед ним появилась женщина, которая с диким воем бросилась доставать шкуру из костра. Мужчина изо всех сил старался помешать ей в этом. Как только шкура догорела, ведьма растворилась в дыму костра».
В Индии весьма популярно учение о метемпсихозе (переселение душ), непосредственно связанное с различного рода превращениями. Некоторые черты традиционных верований в оборотничество присутствуют во всех религиях, на которые оказал влияние буддизм. В Тибете, на Цейлоне и в Китае большинство жителей до сих пор считают, что люди могут принимать обличье животных.
В «Панчатантре» {75} есть сюжет о сыне брахмана, на которого наложили заклятие, так что днем он превращался в змею, а ночью — обратно в человека.
Отец Викрамадитьи {76} , сын Индры {77} , был обречен дни проводить в обличье осла, а ночи — в образе человека.
А вот более современная индийская сказка: некий принц решил жениться на обезьяне, в то время как его братья предпочли взять в жены прекрасных принцесс. На пиру, который дала королева в честь своих падчериц, она предстала перед всеми дивной красавицей в дорогом наряде: в честь праздника она сняла обезьянью шкуру и обрела человеческий облик. Тогда принц прокрался в комнату жены и сжег ту шкуру, чтобы предотвратить обратное превращение.
Натаниэль Пирс в сочинении «Жизнь и приключения Натаниэля Пирса, описанные им самим во время пребывания в Абиссинии в 1810–1819 гг.» (Лондон, 1831) рассказывает об одном абиссинском суеверии, весьма сходном с аналогичной европейской традицией.
В Абиссинии золотых и серебряных дел мастера ценятся очень высоко, в то время как на простых кузнецов там все смотрят с презрением и едва ли не считают низшими существами. Соплеменники приписывают им способность превращаться в гиен и прочих хищников. Также считается, что кузнецам ничего не стоит навести порчу, доведя выбранных жертв до конвульсий и истерических припадков. У народа амхара эти злодеи зовутся буда (Buda),у народа тигре — теббиб (Tebbib).Мусульмане и иудеи также верят в подобных существ. Буда отличается от обычных людей тем, что носит в ухе золотую серьгу. Исследователь Коффин утверждает, что сам видел гиен с серьгами в ушах и даже подстрелил нескольких, но так и не смог понять, откуда у зверей эти украшения.
Буда не только может превращаться в гиену, ему приписываются и другие странные деяния: якобы такие, как он, по ночам разграбляют могилы. Еще буды на дух не переносят сушеное мясо, зато обожают свежую дичь, особенно если присутствовали при ее умерщвлении. Тот же Коффин рассказывает историю, свидетелем которой он стал.
Среди его слуг был один буда. Как-то раз вечером он пришел к хозяину и попросил позволить ему отсутствовать на следующее утро. Коффин дал разрешение и занялся каким-то делом, как вдруг услышал крик другого слуги: «Смотрите, буда превращается в гиену!» Коффин взглянул туда, куда указывал слуга. И хотя он сам не увидел процесс превращения, но вместо юноши, ушедшего в том направлении, шагов в сотне от дома он заметил гиену, трусящую прочь по пустой равнине, где не было ни дерева, ни кустика, за которыми мог бы укрыться исчезнувший буда. Назавтра, едва слуга-оборотень пришел на работу, все прочие слуги стали расспрашивать его о вчерашнем превращении. Буда ничего не стал отрицать и оправдал свое поведение особенностями собственной природы.
Сведения, которые мы находим у Натаниэля Пирса, подтверждает сэр Гарднер Уилкинсон {78} . В произведении «Геродот» (книга IV, глава 105) он пишет: «Абиссинцы верят в существование особой группы людей, которые могут по собственной воле превращаться в гиен. Когда я усомнился в этом, мой приятель, проживший в тех местах много лет, сказал мне, что ни у кого из знающих людей на этот счет сомнений быть не может. Сам он однажды шел и беседовал с таким оборотнем, и стоило ему на миг отвернуться, как на месте его собеседника вдруг оказалась гиена. Позже он еще не раз встречался с тем оборотнем, который был кузнецом».
Точно такое же поверье распространено в Америке. Хосе де Акоста {79} в своем труде «Естественная и нравственная история Индии» (Historia natural y moral de las Indias)повествует о правителе города Мехико, которого решил пленить предок Монтесумы. Он послал за тем правителем воинов, но прямо на их глазах градоначальник превратился сперва в орла, затем в тигра и, наконец, в огромного змея. Потом он все же сдался и был приговорен к смерти. Вдали от дома бедняга утратил чудесный дар и не мог спастись. Епископ округа Чиапа, что в Гватемале, в сочинении, опубликованном в 1702 году, пишет о способности превращаться в зверей, которая свойственна нагуалям (шаманам), и негодует, что они пытаются обратить в свою веру тех детей из своего племени, которые по воле правительства были воспитаны в христианском духе. Вернувшись в племя, новообращенные христиане пытаются вести себя так, как их учили, и открывают соплеменникам объятия, шаманы же пугают их, оборачиваясь львами и тиграми ( Recueil de Voyages et de M'emoires publi'e par la Societ'e de G'eographie.T. II. C. 187).
Мотив превращения человека в зверя очень распространен в фольклоре североамериканских индейцев. Сюжет легенды, приводимой далее, во многом универсален.
«Один индеец построил себе жилище на берегу озера Большой Медведь и поселился там, взяв с собой только собаку, которая была на сносях. В урочное время собака родила восьмерых щенков. Каждый раз, уходя на рыбалку, индеец привязывал щенков, чтобы они не натворили чего-нибудь в его отсутствие. Иногда по возвращении ему казалось, что он слышит в хижине голоса, смех и возню детей, но, войдя внутрь, он не обнаруживал там никого, кроме щенков, оставленных на привязи. Хозяину, однако, стало любопытно, и он решил понаблюдать за своими собаками. Как-то раз он сделал вид, что уходит на рыбалку, а сам вместо этого спрятался за деревом возле дома. Через некоторое время изнутри снова раздались голоса, индеец кинулся в хижину и увидел там играющих детей. Рядом с ними на полу лежали собачьи шкуры. Хозяин тут же бросил их в огонь, и с тех пор дети стали жить у него. Потом они выросли, и от них произошло племя, называемое народом собачьего ребра» ( Джоунс Д. А.Предания североамериканских индейцев. 1830. Т. II. С. 18).
В том же сборнике есть другая, не менее интересная легенда, которая называется «Мать мира». В ней также можно найти целый ряд аналогий с ранее приводимыми историями других народов: женщина выходит замуж за пса, ночью пес сбрасывает шкуру и оборачивается мужчиной. Этот сюжет сходен с сюжетом упоминавшейся ранее саги о Бьёрне и Бере.
Мне хотелось бы завершить эту главу словацкой быличкой, включенной Т. Т. Ханушем в третий выпуск журнала «Немецкая мифология» (Zeitschrift f"ur Deutsche Mythologie).