Книга Пыли. Прекрасная дикарка
Шрифт:
Один из них поднял палец.
– Молодой человек, – обратился он к Малкольму.
Мальчик обернулся и в первый раз посмотрел на него как следует. Это был румяный, коренастый мужчина с глубоко посаженными карими глазами – его он увидел на мосту первым.
– Да, сэр?
– Подойди-ка сюда.
– Принести вам чего-нибудь, сэр?
– Может, да, а может, и нет. Я сейчас задам вопрос, а ты мне ответишь на него, только честно, идет?
– Я всегда говорю правду, сэр.
– А вот и нет. Никакой мальчишка не может говорить только правду. Подойди
Он говорил негромко, но Малкольм знал, что все кругом, и в особенности отец, навострили уши. Он подошел к камину и встал возле того, кто его позвал, отметив про себя исходящий от него запах одеколона. На посетителе был темный костюм и белая рубашка, а галстук – в темно-синюю и охряную полоску. Лисица-деймон лежала у ног, широко раскрыв бдительные оранжевые глаза.
– Да, сэр?
– Надо полагать, ты примечаешь большинство входящих сюда людей, так?
– Вероятно, да, сэр.
– И знаешь всех постоянных посетителей?
– Да, сэр.
– И ты бы обратил внимание на незнакомца?
– Наверное, да, сэр.
– Так вот, не видал ли ты несколько дней назад тут, у вас, вот этого человека?
Он показал фотограмму, и Малкольм мгновенно узнал лицо – один из тех, кто заходил тогда с лордом-канцлером, человек с черными усами.
Так это еще, может, и не о сером плаще и желуде! Он постарался сохранить бесстрастное и вежливое выражение лица.
– Да, я его видел, сэр.
– С кем же он был?
– Еще с двумя господами, сэр. Один такой, староватый, и другой, худой и высокий.
– Ты кого-нибудь из них узнал? Может, в газете видел или еще где?
– Нет, сэр, – ответствовал Малкольм, медленно качая головой. – Никого я из них не узнал.
– А о чем они говорили?
– Ну, я вообще-то не подслушиваю чужие разговоры, сэр. Отец говорит, это невежливо…
– Но ты ведь все равно случайно слышишь, о чем люди толкуют, так?
– Да, сэр, так.
– Так что же ты случайно услышал?
Он говорил все тише и тише, и Малкольм непроизвольно подходил все ближе и ближе. За соседними столиками вообще замолчали, так что все, что Малкольм скажет, услышат во всем баре.
– Про кларет они говорили, сэр. Про то, какой он тут хороший. И вторую бутылку к столу заказали.
– Где они сидели?
– В Зале-на-Террасе, сэр.
– Это где?
– Дальше по коридору. Там малость холодновато, так что я им сказал, мол, не желают ли они пересесть сюда, к огню, но они не захотели.
– Тебе это не показалось слегка странным?
– Посетители всякие бывают, сэр. Я не то чтобы очень об этом задумываюсь.
– Так они, выходит, хотели уединиться?
– Возможно, да, сэр.
– А ты кого-нибудь из них с тех пор видел?
– Нет, сэр.
Человек побарабанил пальцами по столу.
– И как же тебя зовут? – спросил он, помолчав.
– Малкольм, сэр. Малкольм Полстед.
– Очень хорошо, Малкольм. Можешь идти.
– Спасибо, сэр, – сказал мальчик, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
Его собеседник
– Вы все слышали, о чем я сейчас спрашивал юного Малкольма. Мы ищем одного человека. Сейчас мы повесим его портрет на стену возле стойки, чтобы вы могли его рассмотреть. Если кто-то из вас что-нибудь о нем знает, свяжитесь со мной. Мое имя и адрес тоже указаны на листовке. Запомните и хорошенько обдумайте мои слова. Это важно, и вы все это должны понимать. Если кто-то захочет побеседовать об этом человеке после того, как посмотрит на картинку, не стесняйтесь – я буду сидеть здесь.
Его спутник взял листовку и приколол к пробочной доске, где вывешивали объявления о танцах, распродажах, собраниях для игры в вист и тому подобном. Чтобы освободить место для своего листка, он сорвал парочку других, даже не взглянув на них.
– Эй, – сказал стоящий рядом мужчина, и его деймон-пес ощетинился. – Повесь-ка обратно, что снял.
Человек из ДСК повернулся и посмотрел на него. Деймон-ворона у него на плече раскрыла крылья и негромко каркнула.
– Что ты сказал? – спросил тот из двоих, что остался у камина.
– Я твоему приятелю сказал, пускай повесит обратно, что снял. Это наша доска объявлений, не ваша.
Малкольм подался назад, к стене. Говорившего звали Джордж Боутрайт. Это был краснолицый и вспыльчивый лодочник, которого сам мистер Полстед уже раз десять вышвыривал из «Форели», – но человек он было честный, и не сказал Малкольму ни одного грубого слова.
В баре воцарилась тишина, глубокая как омут. Даже в других залах посетители поняли, что творится неладное, и подошли к дверям поглазеть.
– Тише ты, Джордж… – пробормотал мистер Полстед.
Тот, что у камина, хлебнул своего брендвейна, потом поднял глаза на Малкольма.
– Малкольм, как зовут этого человека?
Не успел тот раскрыть рот, как за него громко и грубо ответил сам Боутрайт.
– Джорджем Боутрайтом я прозываюсь. И мальца ты сюда не приплетай, так только трусы делают.
– Джордж… – начал было мистер Полстед.
– Нет, Редж. Я уж как-нибудь сам за себя, – оборвал его тот. – А еще я вот что сделаю – раз уж твой кисломордый друг меня не расслышал.
Он протянул руку, сорвал листовку, смял и швырнул в огонь. Потом встал посреди зала, слегка покачиваясь и с вызовом глядя на главного из двоих церковников. Малкольм не сводил с него восхищенных глаз.
Лисица-деймон поднялась. Грациозно выйдя из-под стола, она встопорщила хвост щеткой, вытянула нос по струнке и посмотрела Сэйди, деймону Боутрайта, прямо в глаза.
Сэйди была гораздо крупнее – крепко сбитая дворняга, помесь стаффордширского терьера, немецкой овчарки и волка (насколько мог судить Малкольм). И сейчас ее явно тянуло в драку. Ощетинившись, оскалив клыки, неторопливо хлеща хвостом по бокам, она стояла у колена хозяина, из ее горла доносился глухой, похожий на отзвук дальнего грома, рык.