Книга разлук. Книга очарований
Шрифт:
– Духа печали испугай радостью и смехом, – сказала однажды Хильда, – и отлетит очарование печали от прекрасного лица Арианы, когда простодушно-звонким зальется она смехом, искажающим черты лица и уродливо растягивающим рот, привыкший только к печальной улыбке.
Мариана пошла с поспешностью к королю, и сказала ему:
– Милая дочь наша Ариана грустит и печалится, хотя нет у неё никакой причины для скорби. Великою жалостью к Ариане болит мое сердце. Боюсь, что зачахнет от печали и умрет преждевременно Ариана. Надо развеселить ее, и приучить её к беззаботному
– Хорошо ты придумала, – сказал Теобальд, – девушка без смеха, что дерево без листьев. Я позабочусь об этом.
Со всей той страны собраны были самые искусные забавники и забавницы, шуты, скоморохи, сказочники, плясуны и плясуньи, фокусники, вожаки дрессированных медведей и обезьян, изобретатели смешных механических игрушек, комедианты, клоуны, акробаты и акробатки. Каждый день подолгу давали они свои разнообразные представления, – то на дворе, где с высокого балкона смотрели на них король, королева и юная Ариана, а на галереях и внизу теснились нарядные толпы придворных, вельмож, рыцарей и знатных горожан, – то в одной из обширных зал дворца, где для тех же зрителей отведены были места по их достоинству и знатности. Громко хохотали все зрители, глядя на забавные проделки увеселителей, и только юная Ариана улыбалась печально и смеялась так тихо и грустно, что казалось, вот, вот она заплачет.
Фокусник из далекой страны показал волшебство еще невиданное и неслыханное.
На одной из стен зрительного зала натянул он полотно. Потом велел занавесить окна и погасить все огни. Сам же забрался на галерею против натянутого полотна, установил там фонарь потайный в некоем темном ящике, и громко сказал собравшимся:
– Смотрите на полотно.
И начал деять чары, и на полотне открылись далекие страны, и, как живые, задвигались люди и животные, невиданные в королевстве Теобальда. Сначала ужас объял зрителей, особенно, когда кудесник показал им диковинные превращения. Но потом забавные сцены вызвали громкий смех зрителей. Только Ариана проливала тихие слезы.
Спросила ее королева Мариана:
– Милая дочь моя, отчего ты не смеешься, когда вокруг тебя такой громкий хохот, который и мертвеца заразил бы веселостью?
Ариана ответила мачехе:
– Как я могу смеяться над тем, чему смеются люди! Чему они смеются? Что их забавляет? Обманы, побои, воровство, погоня, злость. Тяжело и смотреть на их забавы. И вот я вижу, – смеются они, а почти у каждого в сердце есть горе или злоба.
Покраснела при этих словах Мариана.
Ариана же продолжала:
– И чародей, ожививший перед нами полотно, заставивший толпу плакать, ужасаться и смеяться, владеющий дивными тайнами познания, радостен ли он? Душа его омрачена многими печалями, и знаю, сожгут его за чародейство. И мудрейший из людей, поэт, слагающий песни о любви и о тайне, влачит на своих плечах тяжкий груз несчастливой жизни, и душа его мрачна, как подземная темница.
Молча оставила ее Мариана. А на утро чародея-кинематографщика сожгли.
Самое сильное волхвование было, когда Хильда сделала из воска фигуру человека, и с обрядом, кощунственно
– Что сделаешь с этим человеком из воска, – сказала старая, – то и с Арианою случится.
Мариана вынула из своей косы золотую иглу и, повторяя за колдуньей слова заклинания:
– Как здесь Ариана восковая в моих руках красоту теряет, так бы и там Ариана живая красоту потеряла, – Провела острым концом иглы по восковой щеке, и намеревалась еще и еще много сделать знаков на воске, чтобы изуродовать лицо Арианы, как вдруг выронила из рук иглу, и вскрикнула от внезапной острой боли в лице. Капли крови упали на её руки, и в зеркало увидала ока рану на щеке своей. Смущенная ведьма бормотала:
– Ворожила на Ариану, сталось на Мариане. Оберегающий Ариану дух вложил, должно быть, в твои уста твое имя вместо имени Арианы. Ничего не сделать с нею чарами воска, – оставь эту восковую, чтобы тебе самой не было большего горя.
Чародейства, и заговоры, и нашептывания по ветру, и наговоры на воде, ничто не приводило к цели, и хотя много страдала Ариана от злых чар, но становилась все прекраснее.
И наконец сказала ведьма:
– Не сгубить нам красоты юной королевны. Заклятие печали, наложенное на нее, сильнее всех чар, какие есть на земле.
– Что же нам делать? – спросила королева Мариана.
– Одно осталось, последнее средство. – сказала Хильда, – перевести на тебя, королева, с Арианы очарование печали.
Крепко задумалась королева, и долго думала, и наконец сказала:
– Хорошо, пусть будет по твоему, старая ведьма. Пусть Ариана будет смеяться и веселиться, пусть я буду тосковать и печалиться, как она теперь, – только бы мне быть красивее Арианы.
Хильда хрипло засмеялась, показывая желтые, кривые зубы, и сказала:
– Она то уже не будет смеяться. Её очарование перевести на тебя можно только в час её скорой кончины.
– Да я не хочу её смерти, – притворно-испуганным голосом сказала Мариана.
Старая ведьма смеялась, и повторяла:
– Иначе нельзя. Да ты ничего не бойся. Я так сделаю, что никто не узнает.
И наконец. Мариана согласилась.
Тогда ведьма вытащила из-за пазухи белый платок, отдала его королеве, и сказала:
– В этом платке – большая сила. Только с ним надо обходиться осторожно. Когда королевна станет умирать, закрой её лицо этим платком, чтобы капли её пота в него впитались, и этим платком оботри свое лицо. И тогда обаяние, которым прекрасна была юная королевна, перейдет к тебе.
Ведьма рассказала королеве, когда и как она погубить Ариану, и ушла, богатые унося с собою опять дары.
На другой день, когда Ариана поднялась на башню, Мариана пришла и стала внизу башни, рядом с влюбленным принцем. Говорила с ним, и мешала ему смотреть на Ариану, и ждала.
В это время старая Хильда поднялась на башню. Встала на колени, чтобы не видел ее никто из-за высокого парапета, и смиренно поползла к Ариане, шепча слова благодарности.
– Встань, старая, – сказала Ариана, – зачем ты ползаешь на коленях?