Книга Розы
Шрифт:
Мебель была дешевой. Теперь не только она, но и все остальное, включая одежду и еду, изготавливалось из копеечного сырья. Лучшая древесина — дуб, ясень и вишня — отправлялась куда-то на континент, как и качественные продукты, и строительные материалы. В Союзе приходилось довольствоваться тем, что оставалось.
Роза не огорчалась. Собственная отдельная комната — уже роскошь.
Бросив в чашку пакетик с чаем, оставленный утром сушиться, она поставила на плитку чайник. Затем, приготовив себе чай, сунула в газовый счетчик союзную марку, скинула туфли и уселась в кресло, поджав под себя ноги. И только теперь, глядя на дрожащие фиолетовые
Зачем ее вызывает комиссар по культуре?
Тучный, краснолицый, подверженный внезапным припадкам ярости комиссар Герман Экберг своим скверным характером был обязан отчасти наследственности, а отчасти — несчастному случаю на конной прогулке в Гайд-парке: тогда он повредил позвоночник, в чем винил всю Англию.
Комиссар по культуре протектората Экберг подчинялся непосредственно Йозефу Геббельсу, президенту Имперской палаты культуры в Берлине. Когда рейхсфюрера СС Гиммлера сделали преемником Вождя, после предательского бегства Геринга в Россию в 1945 году, в Министерство культуры внедрили сотрудников СС, которым совершенно не подходила такая работа.
Экберг яро ненавидел свою должность. Не скрывая обывательских взглядов, он презирал искусство, музыку, не говоря уже о литературе и театре, и, как некогда римляне, считал Англию захолустными задворками Империи. Омерзительная еда, еще более омерзительная погода — однако политическая ситуация, сложившаяся с созданием Союза, требовала проявлять к работникам хотя бы видимость уважения, не полагавшегося представителям других покоренных народов.
По всем этим причинам Экберг постоянно пребывал в дурном расположении духа.
У Розы возникло отчаянное желание немедленно позвонить Мартину. Она вызвала в памяти его мужественное лицо, представила, как он будет успокаивать ее, словно семейный врач — спокойный хрипловатый голос с легким немецким акцентом: «Вызвали на прием? И чего волноваться? Боже мой, можно подумать, что ты таскаешь из конторы канцелярские скрепки! С какой стати волноваться человеку, который ни в чем не виноват?»
Она подняла было руку к трубке, но тут же опустила ее. Помимо того что Мартин строго запретил звонить ему по телефону, сейчас он в заграничной командировке и вернется только через два дня.
К тому же что-то подсказывало ей, что вызов как-то связан с самим Мартином.
Глава третья
Прелюбодеяние.
Из всех двойных стандартов, столь рьяно практиковавшихся в верхних эшелонах рейха, отношение к сексу стояло на особом месте.
Неофициальные внебрачные связи процветали. У большинства высокопоставленных чиновников — и женатых, и холостых — были любовницы, благо эти мужчины могли выбрать себе любую гели. В то же время официально это строго запрещалось, а в последнее время неодобрительное отношение к связям на стороне дошло до высочайшего уровня.
С годами и без того монашеские наклонности протектора еще более ужесточились, и он публично заявил, что ему неловко ужинать за одним столом с любой женщиной, кроме своей жены. Несмотря на фамилию, Розенберг не был евреем, однако подозрения в еврейском происхождении, преследовавшие его всю жизнь, лишь усиливали его одержимость чистотой крови и убеждение, что супружеская измена заслуживает смертной казни. Да, режим всеми силами борется за повышение рождаемости, но святость брака важнее.
Роза тоже не одобряла супружеские измены, но год назад, в тот день, когда на нее обратил внимание помощник комиссара по культуре Мартин Кройц, ей это не помогло.
Подсознательно она ощутила смутный интерес еще до того, как увидела его. Едва уловимая волна повернутых голов и перешептываний следовала за ним, пока он шел к ее столу между рядами машинисток под стрекот пишущих машинок и звон телефонов. Щегольская форма с орлом над нагрудным карманом и повязкой с черной буквой «А» на красном фоне на рукаве притягивала взгляды. Со всех сторон слышались шепотки и смешки. Что такая важная персона забыла у стола скромной молодой сотрудницы министерства? А уж тем более сам красавчик Мартин Кройц, резко выделявшийся своим загорелым улыбчивым лицом на фоне бесформенных баварцев и угрюмых тонкогубых пруссаков в очках с тонкими оправами, населявших верхние этажи всех министерств правительства и не интересовавшихся ничем, кроме показателей и отчетности. Кройц излучал грубоватую мужественность, в нем было что-то итальянское. Если бы ему нравилась опера, то уж точно Верди, никак не Вагнер.
В отличие от других чиновников министерства, демонстративно разговаривающих исключительно на своем родном языке, Кройц обратился к Розе по-английски, что еще добавило таинственности. В принципе родной язык не запрещался, но и в школах, и в конторах говорили на официальном языке, и большинство чиновников разговаривало только по-немецки.
— Нельзя ли с вами побеседовать, мисс Рэнсом? С глазу на глаз, если можно.
— Мне взять?.. — она кивнула на папку для стенографии.
— Что? Нет-нет. Это не понадобится.
Он провел ее сначала по мрачному коридору, а потом мимо сидевшего перед его кабинетом одетого в форму секретаря Отто Коля — свиноподобного саксонца с короткой щетиной волос на голове, с плохо скрываемым любопытством проводившего их взглядом.
Мартин занимал один из самых роскошных кабинетов в здании: толстый ковер, сервировочный столик с напитками, монументальный письменный стол из красного дерева и потрясающий вид на Темзу. На боковом столике стоял бюст Ренуара, стены украшали картины старых мастеров — Констебла, Вермеера, Тициана и Рембрандта, отобранные в Национальной галерее. Данная привилегия распространялась на всех чиновников высшего эшелона, однако это имело и свои недостатки. Шедевры искусства западной цивилизации, конечно, вдохновляли сами по себе, но правилами министерства предписывалось, чтобы в каждом кабинете висел официальный портрет Вождя, и последняя его версия, где он выглядел одряхлевшим коротышкой с землистого цвета лицом, смотрелась особенно нелепо рядом с портретом молодого человека (работы Бронзино), чьи тонкие черты и взгляд, присущий человеку эпохи Возрождения, за последние четыреста лет ничуть не утратили своего очарования.
Сложив ладони под подбородком и скрестив затянутые в сапоги ноги, Кройц изучающе смотрел на Розу.
— Присаживайтесь, пожалуйста, мисс Рэнсом. Сигарету?
— Нет, спасибо.
— Не возражаете, если я закурю?
Она покачала головой, все еще в недоумении, и натянула твидовую юбку пониже на колени. Взяв со стола массивную серебряную зажигалку с золотым гербом Союза, Кройц прикурил и аккуратно положил зажигалку на место.
— Я пригласил вас сюда потому, что у меня есть работа, связанная с книгами. Скажите, вы любите книги?