Книга с местом для свиданий
Шрифт:
...независимо от того, наблюдали ли они вместе за прилетевшими с попутным ветром из дальних далей неизвестными птицами, этими мерцающими созданиями с дивными перьями, доверчиво готовыми клевать крошки прямо с руки человека...
...независимо от того, чем они питались — то ли просто хлебом, а то ли аппетитными «дамскими капризами», состав и способ приготовления которых Браница переписал из поваренной книги Паты, единственного сочинения личной библиотеки кухарки Златаны: «Смешать 4 желтка и 3 столовые ложки сахарной пудры и взбивать добрых 1/4 часа. Затем добавить 250 грамм молотых орехов и 2 ложки муки. Взбить 3 белка и добавить его...» — в точной последовательности, все именно в таком порядке, как и требовал рецепт...
...независимо от того, пытались ли они по запаху определить, какой именно из семидесяти ящичков
...независимо от того, устраивались ли они в уютных объятиях друг друга, прислушиваясь к шуршанию шелка ее чулок и подкладки его сюртука...
...независимо от того, расстегивали ли они губами костяные пуговицы, цепкие крючки, щелкавшие кнопки и сопротивляющиеся застежки резинок и тянули и развязывали зубами белые тесемки шнуровки пояса, черные круглые нарукавные резинки, завязанные бантом пояса и тесные подвязки, чтобы после возвращения их не выдали следы пастельных красок и фиолетовых чернил...
...независимо от различий, каждое мгновение можно было сравнить с небольшой вечностью, и в письмах стрелки вращались настолько быстро, что непривычный глаз не мог сразу заметить, имеются ли они вообще, настолько быстро, что постепенно истратили весь циферблат — все двенадцать римских цифр на вмонтированных во фронтон виллы часах.
И видимо, чтобы не упустить ни крохи столь важного и ценного для них времени, Анастас Браница все тянул и тянул с завершением совместного чтения. Потому что он все чаще задавал себе вопрос — что же дальше? Куда деваться, когда у него больше не останется ничего, о чем ей писать?
Вернется ли она тогда к обычным сентиментальным романам, продолжит ли читать книги по списку своей патронессы мадам Дидье в соответствии с алфавитным расположением томов на полках Французско-сербской библиотеки? Что тогда? Как он узнает, где она? Где?
— Нет, не нужно ничего доводить до конца... Я буду писать ей до тех пор, пока в мире останется хоть одна, последняя капля чернил... Исправлять, доводить до совершенства, выдумывать всю жизнь... — как-то раз проговорил он, остановившись на середине фразы.
— Имение можно расширить на восток, до самой реки... — подтвердила его мысли Наталия Димитриевич, когда он поделился с ней своими страхами. — Не отчаивайтесь, в доме всегда найдется много дел. Вот, например, что вы рассказали о кухне? Да ничего! А стоит вам только начать описывать все, что в ней есть, перечислять посуду, приборы, приспособления, основные продукты, и вы сразу выигрываете во времени. Потом, почему вы так скромно говорите о паркете? Едва упоминаете. А стоит вам ввести инкрустацию, как уже можно пуститься в детальные описания, а если еще добавить и то, как он прогибается под вашими или ее ногами? И кроме того, я повторяю, по-моему, территорию вполне можно расширить на восток, до берега реки. Сделать вам это будет совсем не трудно, с той стороны и так открываются широкие панорамы...
— Спасибо вам, вы меня просто спасли, — ответил он и в тот же день с воодушевлением продолжил разметку нового пространства, прореживая дикие растения, добавляя новые, культурные, заселяя местность мелким миром росы, паутинок и насекомых, протаптывая вверх-вниз дорожки, соединяя их с уже имеющимися, разветвляя по территории и даже время от времени что-нибудь умышленно портя, чтобы тем самым получить возможность описывать снова. Так, например, получилось тогда, когда он решил переделать крышу, сделав ее плоской и распределив вдоль фасада восемь фигур атлантов с воздетыми вверх руками размером в полный человеческий рост.
И разумеется, еженедельные письма к любимой продолжали бы появляться из-под его пера кто знает до каких пор, до бесконечности, Анастас Браница готов был трудиться не жалея сил, пока хватало дыхания, готов был потратить на это все свое земное имущество до последнего гроша, да, так бы продолжалось и впредь, если бы не вмешательство коварной действительности.
45
Так как Анастас Браница не замечал даже обычных дней, а уж тем более не помнил о важных датах и праздниках, он был удивлен, увидев толпу, собравшуюся вокруг Памятника благодарности Франции на подходе и вдоль всей главной аллеи Калемегданского парка. В то субботнее утро он, как обычно, выпив в кофейне «Русский
Гвардейский оркестр только что закончил исполнение национального гимна и складывал инструменты, в то время как вознесшиеся ввысь монументальные такты еще некоторое время вились в воздухе вместе с полотнищами государственных флагов и бахромой стягов, участвовавших в кровавых боях при прорыве Салоникского фронта, витали в кронах платанов и складках бронзовой скульптуры работы Мештровича. Министр иностранных дел во фраке, при цилиндре и лайковых перчатках как раз возлагал лавровый венок к постаменту памятника вместе с французским посланником в Королевстве Югославия, тощим верзилой с трехцветной лентой через плечо. Два генерала, сербский и французский, в сопровождении нескольких высших офицеров из стран-союзниц, в нарядных мундирах, с парадными саблями готовились проделать то же самое. Десятки участников славных битв и отступления через Албанию с закрученными усами или празднично выбритые, на груди которых поблескивали ордена и медали за храбрость, стояли по стойке «смирно». Торжественность момента подчеркивало и присутствие здесь многих видных лиц во главе с величественной фигурой патриарха Варнавы и блаженно спокойным белградским епископом, а также дам, господ, скромных воспитанниц пансиона «Saint Joseph», скорбящих представителей семейств, потерявших своих родственников на поле брани, и многочисленных бывших студентов французских учебных заведений... Мимо Браницы прошел писатель Станислав Винавер, приветствовавший его улыбкой и любезным кивком. Итак, насколько это оказалось возможно, влился в толпу и Анастас, напрягаясь, чтобы расслышать министра, в то время как новые порывы ветра вырывали из его речи старые слова:
— ...братья, мы собрались у Памятника благодарности французскому народу...
Браница энергично потер левую бровь. Возможно, шрам снова дал о себе знать из-за того, что Анастас вспомнил о военных временах. Возможно, он вспомнил детальное чтение карт, планов и портоланов для Отдела разведки французского командования. Чтение, которое в те дни было окружено строгим молчанием и о котором он и позже никому ничего не рассказывал и которым никогда не хвалился. Чтение, следы которого сейчас можно было обнаружить лишь в самых засекреченных архивах и за которое он, скрывавшийся в рамках операции под кодовым названием «Живой язык» под латинскими инициалами А. В., никогда не получил никакого официального признания. И это несмотря на то, что он чудом остался в живых, когда оказалось, что одновременно с вражеской разведкой, получившей такое же задание, проник в карту, описывавшую район наступательных операций Салоникского фронта на линии Соко — Добро Поле — Ветерник.
— ...благородному народу Республики, правительство которого оказало нам бескорыстную помощь, приняв... — говорил министр иностранных дел, и молодой человек, старавшийся уловить связь между отдельными фрагментами, вырванными из его речи порывами ветра, затрепетал, узнав вдруг знакомый аромат.
Ему даже почти не пришлось поворачивать голову. Справа, всего в двух шагах от него, стояли барышня Натали Увиль и толстуха мадам Дидье, они стояли и тоже слушали. Да, это ее стройная шейка, та самая, к которой он прикасался всего несколько дней назад. Да, это ее милое ушко, то самое, которое он столько раз ласкал шепотом, проникавшим во все изгибы ушной раковины, пока она не начинала шутливо возмущаться: «Да перестаньте же вы щекотать меня!» — не делая при этом ни малейшей попытки отстраниться. Да, нет сомнения, это она... Анастаса обдало жаром. Хотя среди тесных строк его писем им часто случалось бывать гораздо ближе друг к другу! однако за их пределами встречаться им еще не приходилось, особенно так близко, на расстоянии вытянутой руки. Что теперь делать? Как вести себя? Взаимопроницаемы ли два далеких мира — один, воображаемый, и другой, реальный? Могут ли наконец совпасть два параллельно текущих времени, соединившись в качестве истинной меры существования?