Книга снов
Шрифт:
Если я поеду с ней, она захочет дождаться приезда моей мамы. Но мама не приедет. Потому что не знает, что я тут. И не должна узнать. По крайней мере, пока.
Двери начинают закрываться, Эдди придерживает их локтем, лифт снова открывается.
– Сэм. А почему твоя мама не пришла сегодня с тобой?
– Ей… ей нужно было к зубному с моим братом Малкольмом. – Мой голос
– А тебе не страшно.
Я киваю. Пожалуйста, пусть прямо сейчас разверзнется пол и я провалюсь на этом самом месте.
– Я… Мне нужно еще раз помыть руки, – мямлю я.
Эдди задумчиво смотрит на меня. Потом наконец заходит в лифт. Пока двери медленно закрываются, Эдди поднимает правую руку. Разводит пальцы в разные стороны: указательный и средний – в одну, безымянный и мизинец – в другую. Вулканский салют мистера Спока [13] .
Я машинально отвечаю на ее приветствие, и, когда она исчезает в лифте, я все еще стою с поднятой рукой, как последний трекки [14] , забытый в Дромедарской туманности, и лишь спустя, кажется, тысячу лет начинаю жать на кнопку, чтобы снова вызвать лифт.
13
Спок – персонаж научно-фантастического телесериала «Звездный путь».
14
Трекки – поклонник научно-фантастической вселенной «Звездный путь».
Она сидит, склонившись над книгой, в которой спокойно делает какие-то пометки ручкой. Она еще не заметила меня, и я мог бы уйти. Вероятно, так было бы лучше всего, но как сказал бы Скотт le Brainman: «Ты не можешь игнорировать, что существуют другие жизни, которые ты мог бы прожить. Их разделяют лишь полминуты
Она поднимает голову, когда я осторожно стучу в окошко сестринской.
– Эй, привет! Привет, юный незнакомец.
– Здравствуйте, миссис… – Я быстро читаю имя, оно вышито прописными буквами на кармане темно-фиолетового сестринского халата.
– Здравствуйте, сестра Марион.
Она кладет закладку в книгу и захлопывает ее. На корешке написано: Мэдлин Зайдлер.
– А тебя как зовут?
– Сэмюэль Валентинер, сестра Марион.
– Итак. Валентинер? Не думаю, что у нас тут наверху имеется Валентинер, которого ты хотел бы повидать… Или…
Я мотаю головой.
– Чем в таком случае я могу тебе помочь, Сэмюэль Валентинер?
– Я… я хотел бы спросить, как дела у Мэдди. – И в тот момент, когда я произношу ее имя, какой-то абсолютно незнакомый мне жар разливается по щекам. – И извиниться за то, что подслушивал. На днях. Прошу прощения.
Жар разливается по всему телу: по щекам, по шее, доходит до самых кончиков волос и, кажется, даже до пяток.
Как Скотт называет пубертатный период? «Предположительно самое неприятное для мужчин время. Заканчивается примерно в семьдесят».
Сестра Марион не торопится. Она откидывается на спинку практичного синего стула на колесиках, кладет руки одна на другую, смотрит на меня и в конце концов, кажется по прошествии доброй сотни часов, спрашивает:
– И почему ты интересуешься делами Мэдди?
Почему-почему? Потому что я два дня и две ночи непрерывно думал о своем отце и о Мэдлин, думал непрерывно, даже во сне, в этом я уверен. Я думал ее именем, дышал им.
– Иначе не получается, – наконец отвечаю я.
Сестра Марион снова смотрит на меня – и в этот момент в ее взгляде я вижу двух женщин, молодую и повзрослевшую, – она смотрит на меня так, будто взрослая говорит молоденькой то, что в конце концов Марион озвучивает с улыбкой: «Жизнь – трудный подъем в гору, верно?»
Я толком не знаю, поэтому помалкиваю, и тут сестра Марион поднимается со стула и говорит:
Конец ознакомительного фрагмента.