Книга Страха
Шрифт:
Если ваши сны тусклы и одноцветны, течение их медленно, как жидкое стекло, — можете спокойно гасить свет в спальне. Если хоссы не голодны, они не придут за вашими снами.
Впрочем, хоссы голодны почти всегда. Путь от одной жертвы к другой может занять от нескольких суток до пары недель. И тогда хосс не остановит самая яркая лампа, разве что прожектор мог бы их задержать. Но в спальнях не ставят прожектора.
Любопытно, что движения голодной хоссы ни в малой степени не убыстряются, оставаясь столь же изящно-неторопливыми.
Хоссы медлительны. Они могут себе это позволить. Их жертвы неподвижны.
Всхлипывая
Псих. Довел себя до того, что без света уснуть не может, — и чтобы все лампы горели, какие есть в спальне. Хуже ребенка, честное слово. Супермен хренов.
Ладно, не хочешь по науке — сделаем магию. Вот такую простую и доступную магию наших дней. Оранжевый мохер, крученая нить в облаке тонкого пуха, — моток невесом. Она кладет его перед собой на стол, рядом с раскрытой шкатулкой, из которой залихватски торчат разноцветные перья. Там же — разъятые дешевенькие пяльцы: два смешных кольца из желтой пластмассы.
От шерстяных ниток жарко рукам.
Как делают ловца снов? Сначала надо пойти на берег реки и попросить ветвей у гибкой ивы. Из них свернуть кольцо — "круг всех людей", называют его индейцы. Обмотать его полосками оленьей кожи — виток за витком. Из оленьих жил сплести ловчую сеть, как научила Мать-Паучиха. Перьев надо навесить на ловца: совиных, мудрых, — для женщин; орлиных, отважных, — для мужчин.
Но это все на самом деле неважно, говорит себе Катерина, чьи там перья, чьи там прутья. Любовь — вот в чем сила ловца, а любви здесь в достатке. Вот каким ты будешь, мой ловец: пластмассовое кольцо из пялец, крашеные перья — несуразно пестрые, вызывающе желтые, конфетно-розовые и бриллиантово-зеленые. Возьму шерстяных ниток, намотаю их на пластмассу, сплету неумелыми пальцами сеть как получится, пусть и кривую, лишь бы чаще перекрещивались нити, лишь бы мельче были ячеи, — и тогда все получится как надо. Больше не будет этих изматывающих снов, этих неотвязных кошмаров.
Мы можем с уверенностью сказать, что хоссы никогда не добирались до островной империи. Иначе просто нечем объяснить беспечный лаконизм традиционного японского интерьера. Напротив, европейцы стремились максимально загромоздить спальни, особенно по углам. Нынешнее бездумное следование японской моде стало возможным благодаря столетиям тайной борьбы Ордена, и оно же грозит свести на нет все плоды этой борьбы.
Впервые за несколько веков углы в спальнях остаются пустыми, — европейцы забыли об извечной опасности и перестали окружать свои постели спасительным хламом.
К вечеру зной и не думает спадать. Тень от деревьев укрывает окно, но воздух горяч.
Широкая кровать посреди спальни застелена рубчатым покрывалом цвета морского песка, на кремовых стенах несколько фотографий в светлых деревянных рамках. По углам спальни на высоких кованых ножках стоят четыре светильника с круглыми матовыми плафонами в переплетении железных полос. Катерина выбирает тот, что ближе к подушке Марвина. Ей приходится встать на цыпочки, чтобы дотянуться и привязать Ловца. Его чужеродность немедленно бросается в глаза. Он неуместен в этой скупо обставленной спальне: только кровать, светильник, раздвижные двери шкафов вдоль стены и окно в тихий, нарочито запущенный сад. Заплетенная мохером половинка пялец с нелепыми крашеными перьями похожа на игрушку. Да, на игрушку нищего ребенка, зачем-то внесенную в респектабельный дом.
Катерина смотрит на него с гордостью и любовью.
Главное, что необходимо знать о хоссах, это простой и непреложный факт: хоссы — не сон. Видит их только спящий, тот, кого хоссы избрали добычей, и видит их тем отчетливее, чем ближе они уже подобрались. Еще их видят охотники, которые сами уподобляются хоссам, ведя двойное существование и свободно действуя в той же реальности. Остальные не видят хосс, даже находясь в одной спальне с жертвой. Но хоссы — не сон. Они не порождаются ни подсознанием, ни бессознательным. Они приходят извне. И они существуют на самом деле.
Распространенный сейчас взгляд на реальность как на отражение или воплощение представлений о ней самого человека, в значительной степени однобок. Люди пытаются убедить себя в том, что если они верят в действенность лекарства, то оно и подействует, если верят в силу оберегов — их защита будет достаточной. Доля истины в этом есть. Но только доля, и небольшая. Хоссы — враг древний и настоящий. Эффект плацебо в данном случае не срабатывает. Против хосс действенны только клинки охотников.
— Что это за глупости?
— Да ладно тебе… Разве он помешает? Ну Марвин…
— Все, убери, хватит. Немедленно. На вот!
Шерстяной шнурок натягивается, но не рвется. Свободной рукой Марвин удерживает кованую ножку, дергает сильнее, швыряет ловца Катерине. Обрывок шнурка остается на оковке плафона. Марвин сдергивает и его.
— И пожалуйста, не буди меня. Со мной все в порядке. Если я тебе мешаю — спи у себя или поезжай погости у родителей. Не надо меня будить.
Он ложится и демонстративно натягивает на голову одеяло. Катерина выходит. Слышно, как она всхлипывает за дверью, потом все стихает. Спустя немного времени она возвращается и тихонько ложится рядом. Когда Марвин начинает метаться и стонать, она трясет его за плечи.
— О дьос! Я же просил!
Сны у человеков бывают разные: съедобные и несъедобные. Несъедобные бывают как просто противные, так и ядовитые. Съедобные тоже бывают противные, бывают никакие, а бывают — восторг и сладость, пряные бывают сны, пьяные, веселящие.
Это не о том, что самому человеку снится. Человек может жизнь прожить — и никогда не узнать, как его сны со стороны видятся-благоухают. Не все же и чужие сны видеть могут.
Видят-чуют чужие сны ночные убийцы хоссы.