Книга Страха
Шрифт:
Все закончилось. Некоторые из нас застряли в тростниках, другие доплыли до самого порта и бьются о корабли, просятся на борт. Галстуки плавают в красной воде, как водоросли. Когда-то белые рубашки стали розовыми и покрыты пятнами ила. Мы качаемся в мутных волнах рядом — те, кто целыми ночами пил васку, и те, кто сидел в офисах, зная, что делает важную работу. Между нами нет разницы. Все похожи друг на друга и на белых цапель, кормящихся на рисовых полях вокруг города. Мы бьемся о борта кораблей и пугаем матросов. Нам смешно.
ВИК.
ПО СНЕГУ
Памяти А. Башлачева
I
К селу они вышли, когда совсем стемнело. Пройдя по окраине, путники поднялись на холм, где стояла церковь, и, разбудив старых шелудивых церберов, остановились возле ограды. Церковные псы — Капкан и Медведь — кубарем выкатились из своих будок и с бешеным лаем бросились к калитке. Брехали они недолго; через минуту в сторожке зажегся слабый свет, затем скрипнула входная дверь — и неуклюжая фигура священника вывалилась из избы на снег.
— Ну чего разорались?!! Чужого увидели?! — Батюшка подслеповато огляделся по сторонам и ворчливо добавил: — Хватит, хватит вам…
…Их было всего трое: Ярема, Митряха и Глебка. Одетые в истрепанные тулупы невероятно старомодного покроя, они производили впечатление простых нищих; и лишь при ближайшем рассмотрении можно было заметить странные, несвойственные побирушкам черты.
Пока цепные псы, брызгая слюной, носились взад-вперед вдоль ограды, путники терпеливо ждали, когда же появится хозяин. К собачьему лаю они давно привыкли: он не вызывал у них ни страха, ни раздражения.
— Хватит брехать! — Священник подобрал с земли дубинку (мало ли против кого пригодится) и угрожающе помахал ею собакам. Медведь, завидев хозяина, сразу же стих и, позвякивая цепью, полез в конуру, а Капкан, пес злой и хитрый, притаился за поленницей, высунув оттуда тупую щетинистую морду.
В этот момент батюшку окликнули.
— Святой отец! Отвори, Христа ради…
Заметив три темные фигуры за воротами, священник в нерешительности покосился на свою хижину, крякнул и поплелся к запоздалым гостям.
— Вы кто же будете-то? С добром ко мне или со злом? — Хозяин переложил дубину под мышку и молча уставился на пришедших.
— Погреться бы нам, хозяин… — сипло пробормотал Митряха. — Поморозились мы очень.
— Дело святое, — рассудительно отозвался священник и, приняв какое-то решение, принялся отпирать калитку. — Входите, раз так. Добрые странники у меня частые гости.
Митряха шагнул за ограду первым. За ним прошмыгнули Глебка и Ярема. Увидев, что вся троица заступила на вверенную ему территорию, подлец Капкан выпрыгнул из своего укрытия и, словно безумный, кубарем кинулся под ноги путникам. Глебка слабо вскрикнул и рухнул в снег.
— А ну, к-куда!! — Батюшка ловко подскочил к собаке и крепко огрел ее дубиной по хребту. Ночных гостей он уже не боялся: настоящего лихоимца кобелем не остановишь.
Капкан обиженно заскулил и потрусил назад; тем временем Митряха помог своему товарищу подняться, и вся троица гуськом заторопилась в жилище священника.
— Сюда, сюда, — командовал хозяин. Подойдя к крыльцу, он отряхнул с порога свежий снег и настежь распахнул дверь. — Входите скорей, а то в сенцах настудите…
Пока Глебка и Ярема спихивали с себя тяжелые тулупы, Митряха вразвалку подошел к хозяину и с застенчивой улыбкой пояснил:
— Сильно мы поморозились… Не пройдем через лес. Заночевать бы нам у тебя, батюшка…
— Как же, как же, — забормотал священник. — Оставайтесь конечно… Ничего…
— Митрий меня зовут, — вежливо представился странник. — А они — Ярема с Глебкой.
И, доверительно склонившись к хозяину, прибавил:
— Ярема наш плох очень. Обутка у него сносилась. Его бы сразу на печку спать…
— Господи, Господи…
…Через полчаса гости расположились за столом. Ярему к этому времени растерли самогоном и, влив остатки в рот, в полубессознательном состоянии положили на печку. "Ничего… К утру полегчает…" Священник (его звали отец Федор) поставил перед путниками огурцы, жареную картошку и нарезанное кубиками сало. При виде такого богатства путники сразу повеселели.
— Глянь-ка, Митря, сало! — Глебка тихонько пихнул товарища, но, устыдившись своей жадности, тут же спрятал руки под столом.
— Выпейте с дороги. — Отец Федор поставил перед каждым по большой железной кружке. — Больше не дам: сомлеете. Но согреться маленько нужно…
— Благодарствуйте, святой отец…
— …И щей у меня для вас не осталось. Сам я редко варю. — Хозяин потер ладони и, подсев к столу, вытащил из миски соленый огурец. Пояснил: — С вами за компанию…
Выпив самогону, путники принялись за горячее — за картошку.
— Эх-ха, с маслицем!.. — Глебка с удовольствием облизал жир с ложки и, зажмурившись, повернулся к товарищу: — Сколько не ели-то!
— Ты, братка, сало пока не бери, — заметил Митряха. — Ярема проснется, пусть ему останется…
— Ясно дело! — воскликнул Глебка и со страхом покосился на печь: там, наверху, под косматым козьим тулупом тихо покоилось полумертвое тело.
— Ешьте досыта, — негромко отозвался батюшка, медленно пережевывая мокрый огурец. — Накормлю я вашего товарища.
Со двора донеслось позвякивание цепи и неприятный стук пустой алюминиевой миски. Это Капкан, одуревший от голода и мороза, выбрался на снег из своей грязной конуры. Звезды и луна не производили на него впечатления; потоптавшись на месте, он улегся возле своей миски, положив морду на толстые мокрые лапы.
Единственное, что по-настоящему сильно пугало собак, это здешняя тишина. К ней невозможно было привыкнуть. Это была какая-то мертвецкая, нехорошая тишина, от которой в ясные ночи звенело в ушах и перехватывало дыхание. Во все стороны от села ее охраняли черные лабиринты еловых лесов, холодных зимой и горьковато-душных летом. Последние отголоски далекого внешнего мира искажались в окрестных оврагах, и местным старожилам временами чудился сдавленный рев невиданного чудовища, рыскающего где-то по окраинам.