Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием
Шрифт:
V, 12
Цзы Гун сказал:
— Не хочу, чтоб меня обманывали. Равно как и сам никого не хочу обманывать.
На это учитель сказал:
— Цы! Этого тебе не добиться.
V, 14
Когда Цзы Лу, услышав что-либо, не мог это исполнить, он боялся опять услышать что-либо похожее.
V, 15
Цзы Гун спросил:
— Отчего Кун Вэнь-цзы — «Просвещенный» получил
— Он был умен и любознателен, — ответил Учитель, — и не стыдился испрашивать советов у нижестоящих. Оттого и дали ему посмертное имя Вэнь-цзы — «Просвещенный».
Кун Вэнь-цзы — сановник из царства Вэй по имени Юй. «Вэнь-цзы» («Просвещенный муж» или «Муж культуры») является его посмертным именем.
VIII, 4
Когда Цзэн-цзы заболел, его навестил Мэн Цзинцзы. Цзэн-цзы сказал:
— Птица перед смертью кричит жалобно, человек же перед смертью о добре говорит. Благородный муж ценит в Дао три вещи. Он требователен к своему поведению, которое должно быть свободно от грубости и надменно—сти. Он сохраняет спокойный вид, и тогда люди проникнутся к нему доверием. В словах и тоне речей он свободен от вульгарностей и ошибок. Что касается такой мелочи, как расстановка жертвенных сосудов, то за это отвечают соответ—ствующие служители.
Мэн Цзинцзы — аристократ из царства Лу.
IX, 27
Учитель сказал:
— Только Чжун Ю не стыдился, будучи одетым лишь в рваный халат на старой вате, стоять рядом с одетым в лисью или енотовую шубу! В «Каноне песнопений» говорится: «Не завидует, не заискивает, разве не может он быть добрым?»
Цзы Лу потом постоянно повторял этот стих, и Учитель сказал:
— Этого недостаточно для достижения добродетелей, так стоит ли за это хвалить?
Чжун Ю — другое имя Цзы Лу.
XI, 2
Учитель сказал:
— Из сопровождавших меня в царство Чэнь и Цай никто уже не входит в мои ворота.
В царствах Чэнь и Цай многие ученики покинули Конфуция.
XI, 3
Среди учеников самыми способными в осуществлении добродетели были Янь Юань, Минь Цзыцянь, Жань Боню, Чжун Гун; в умении вести диалог — Цзай Во, Цзы Гун; в государственных делах — Жань Ю, Цзи Лу; в вопросах культуры — Цзы Ю и Цзы Ся.
Конфуций перечисляет учеников, которые его сопровождали в странствиях в царство Чу.
XI, 16
Цзы Гун спросил:
— Кто лучше — Ши или Шан?
Учитель ответил:
— Ши переходит за середину, а Шан не доходит до нее.
Цзы Гун спросил:
— Значит, Ши лучше?
Учитель ответил:
— Переходить так же плохо, как и не доходить.
Чжуаньсунь Ши (Цзы Чжан) и Бу Шан (Цзы Ся) — ученики Конфуция. Считается, что Цзы Ся очень тщательно следовал наставлениям Учителя, но был человек узких взглядов и потому не доходил до середины.
Учение, что умирает в учениках
Конфуций к своим к ученикам то чрезвычайно снисходителен, то очень требователен, порою нетерпим к их, казалось бы, небольшим проступкам. И тем не менее лишь ученики для него кажутся единственными, кто способен до конца понять его. Он даже признается, что «лучше мне было бы умереть на руках своих учеников, чем на руках чиновников» (IX, 12). Связано это было с тем, что когда Конфуций заболел и при этом не находился на государственной службе, ему была оказана забота как знатному чиновнику — Учитель счел, что его «обманули» и поступили лицемерно.
И все же Конфуций прекрасно понимает, с кого можно требовать «великого действия», а кто не способен даже на малое. Однажды один из его учеников заснул днем, что было нарушением многих правил поведения, да и просто явным признаком безделья и лености души. Казалось бы, Учитель должен был разгневаться, возмутиться. Но Конфуций не был бы великим Учителем, если бы подходил ко всем с одной меркой. Он просто произнес: «Трухлявое дерево не годится для поделок. Стена из навоза не годится для побелки. Так стоит ли упрекать Юя?» (V, 10). Не всякий человеческий материал годен для изготовления «великого сосуда», и не надо бояться признать это.
Конфуций не сердится на учеников, видя в своих последователях обычных людей с присущими им слабостями. Он понимает, что далеко не каждому дано пройти свой путь к благородному мужу; более того, Конфуций готов признать и свои ошибки в отношении некоторых учеников. По поводу того же заснувшего Юя он говорит: «Прежде я верил людям на слово: если сказали — значит, так и сделают. Теперь же я слушаю их речи, но смотрю, что они сделают. Я переменил свое отношение к ним из-за Юя».
У него бывают разногласия с учениками, по крайне мере дважды один из его любимых учеников Цзы Лу самым непосредственным образом не соглашается с поступками учителя (XVII, 5; XVII, 7), и Конфуций вынужден давать разъяснения своему поведению. Как иногда предполагают комментаторы, обе этих истории носят апокрифический характер и добавлены в «Лунь юй», дабы косвенно показать противоречивость Конфуция. В первом случае Конфуций отправляется служить к аристократу Гуншунь Фужао, который выступил против своего хозяина, в другой раз откликается на призыв Би Синя, который не подчинился указам своего правителя. Все это, действительно, крайне противоречит обычной логике поведения Конфуция, который всегда призывал к почтительности перед правителем. Но все же образ Конфуция значительно более сложен, а сам он более противоречив, чем представляется из его «иконописного образа». Равно как и очевидно, что у него были и противоречия с учениками (они проступают во многих диалогах), и непонимание с их стороны, и резкие выступления со стороны представителей других духовных школ. Стоит признать, что некоторым духом потенциальной конфликтности пронизаны многие пассажи «Лунь юя», в том числе и его диалоги с учениками.
Его нередко осуждают даже его ученики. Для них он не столько идеал традиции, сколько мудрый, но порою малопонятный старец-наставник. Как-то Конфуций отправляется на аудиенцию к правительнице Наньцзы. Его же ближайший ученик Цзы Лу выражает по каким-то причинам недовольство этим. И Конфуций, как бы оправдываясь, восклицает: «Пусть Небо отринет меня, если я сде—лал что-то не так! Путь Небо отринет меня!» (VI, 27). Он уже даже не стремится быть до конца понятыми учениками — они нерадивы, ленивы и не способны поучить высшее знание, постичь его Путь-Дао. Он лишь хочет, чтобы его облик, облик посвященного Учителя, который решил принести свои знания делу служения людям, запечатлелся в памяти учеников.