Книга тайн
Шрифт:
Он был голый. На груди его образовалась корка грязи, лицом и руками он напоминал статую гончара, потрескавшуюся на солнце. Но ниже пояса кожа была чистая, вымытая рекой. Он подтащил кадку к стоящему наклонно столу и опрокинул ее. Грязь полилась по лестнице, обтекая ступеньки, на досках оставался лишь осадок белой глины. Человек соскреб ее и выложил в лоток, который затем заполнил водой из ведра и расшевелил все это пятерней. Белые облака собирались и кружились в воде, но там, где солнце касалось дна, сквозь вихри и потоки он безошибочно уловил блеск золота.
Его внимание привлек какой-то предмет в устье реки. Поначалу он принял его за бревно, потом решил, что это, может быть, дохлая
Он помедлил мгновение, но только потому, что не привык к чрезвычайным ситуациям. Он бросился в бухту, оторвал ноги от дна и нырнул головой вперед. Он был сильным пловцом: десять гребков — и он уже добрался до тела. Ухватил человека за намокшую рубашку и потянул к себе. Течение здесь было сильнее, подталкивало его к открытой реке. Он опустил ноги, но дна не достал. Тонущий человек дернулся, почувствовав его прикосновение, взмахнул руками, закашлялся. В своем неистовом желании выжить тонущий вполне мог убить их обоих. Золотодобытчик яростно забил ногами, чтобы не погрузиться под воду, и скрутил тонущего. Одной рукой подхватил его под руку, другой за поясницу и повлек к берегу. Вытащив добычу на сухое место, он посадил спасенного, взял за руки и согнул пополам, выкачивая из него воду.
Несостоявшийся утопленник испустил изо рта струю воды, застонал, рыгнул, потом перекатился на живот и, тяжело дыша, замер на покрытой опавшими листьями земле. Золотодобытчик оставил его сохнуть на солнце. Он принес хлеб с медом и положил их на некотором расстоянии от гостя. Раздул пламя в чуть теплящихся углях у своей хижины и подогрел в миске немного молока. Когда он вернулся к гостю, еда уже исчезла, а человек сидел, прислонившись к бревну. Он, прищурившись, посмотрел на своего спасителя.
— Спасибо. — Он сделал благодарственное движение руками. — Если бы не ты… — Голос его замер.
— Как тебя зовут? — спросил золотодобытчик. Говорил он медленно — отвык, его язык с трудом ворочался во рту.
Гость улыбнулся.
— Эней.
Это имя было как палка, взбаламутившая прошлое. В иле заклубились воспоминания: солнечный свет, проникающий сквозь окно класса, монах в сером капюшоне, древняя книга рассказов.
— Multum ille et terris iactatus et alto. Долго его по морям и далеким землям бросала воля богов. [9]
9
Этими словами открывается «Энеида» Вергилия.
На лице Энея появилось удивленное выражение. Он посмотрел на золотодобытчика, потом рассмеялся странным смехом.
— Какой же ты необычный человек. Ты ходишь по лесу, как фавн или дикарь. Ты плаваешь, словно русалка, и спасаешь путников от их судьбы, а потом цитируешь Вергилия. Скажи мне, как тебя зовут.
Золотодобытчик посмотрел на него смущенно, чуть ли не испуганно. За прошедшие годы было столько имен — имен, которыми его называли в гневе, с насмешкой, в неведении и страхе. Имена, которые давались, но которыми он никогда не владел. Но прежде всех было одно.
— Иоганн, — сказал я.
Эней на ту ночь оставался в моей хижине. Для человека, едва спасшегося от гибели, он выглядел на удивление бодрым. К вечеру он был уже в состоянии ходить, опираясь на палку, которую я вырезал из ивы. С наступлением сумерек он сопроводил меня к тому месту, где оставил свою лошадь, а когда пришла ночь, развел костер, и мы с ним выпили бутылку вина, что была в его седельном
— Оно из Ахена, — сказал он. — Оно впитало священное сияние святынь, что хранятся там в соборе. Возьми его. Может быть, придет час и оно выручит тебя — ведь ты спас меня.
Эней любил поговорить и радовался компании. Слова лились из него, как вода из источника, энергия в нем кипела. Он очень заинтересовался мной, хотя я и избегал его вопросов. Когда он спросил, откуда я родом, я просто показал на реку; когда он попытался узнать, почему я стал добывать свои жалкие средства к существованию из рейнского ила, я бросил еще одно полено в костер и ничего не ответил. Много чего произошло за последние десять лет, но только в том смысле, в каком происходит с человеком, который падает в колодец и многократно ударяется о стены. И хотя каждый из этих ударов мучителен, впоследствии бедняга помнит лишь падение на дно.
А вот Эней рассказал мне о себе. Он был на пять лет моложе меня, хотя кто-нибудь, посмотрев на мое лицо, сказал бы, что эта разница составляет лет двадцать. Он родился в Италии, в деревне неподалеку от Сиены. Его отец был крестьянином с небольшим достатком, и Эней отказался от труда на земле в пользу университетского образования.
Он подался вперед, лицо его светилось в отблесках пламени.
— Ты никогда не думал, что Господь создал тебя с какой-то целью? А я вот думал. Я знал, что предназначен для чего-то более возвышенного, чем пастбища моего отца. Я изучал все, что мог. Когда чума выгнала из Сиены ученых, они не смогли унести с собой все книги. Я купил их за гроши и научился всему, чему эти книги могли научить, а потом, когда чума ушла, продал, выручив в пять раз больше, чем заплатил. Воистину, нет ничего прибыльнее, чем знание. — Он усмехнулся собственной шутке. Потом задумался на секунду. — Или, может быть, «ничто не дает такой прибыли, как ученость»? Как лучше?
Я пожал плечами. Я мог только лишь поморщиться, сравнивая нас: наследник патриция копается в реке, как свинья, и крестьянский сын, который сумел выбиться в люди. Но он не дошел до этой части истории.
— Поначалу я хотел стать доктором. Или, может быть, юристом. Я всегда умел неплохо излагать свои мысли. — Он был начисто лишен скромности, но при этом говорил с такой откровенностью, что его речи не казались хвастовством. — Я много чего пробовал, но ничто меня не устраивало. И вот год назад через нашу деревню проходил один человек. Кардинал на пути в Базель.
Он прищурился, глядя на меня и явно ожидая какой-то реакции, узнавания.
— Тебе известно, что сейчас в Базеле проходит большой собор, [10] на котором обсуждаются неправедные деяния церкви?
Если я даже и знал об этом, то начисто забыл.
— Я поступил на службу к кардиналу и поехал с ним.
— Но ты не священник? — спросил я.
Он не был похож на священника. Найдя своего коня, он первым делом залез в седельный мешок и надел чистую рубаху и штаны. Даже чуть не утонув в реке, он сумел каким-то образом сохранить свои мягкие кожаные сапоги, верхушка которых была на модный манер загнута, что позволяло видеть не только зеленую шелковую подкладку, но и его икры.
10
Базельский собор — собор католической церкви, заседавший в 1431–1449 гг., сначала в Базеле, а с 1448 г. — в Лозанне. Собор был созван для реформирования церкви и воссоединения Западной и Восточной церквей.