Книга тайн
Шрифт:
Драх установил дощечку на каменное ложе пресса. Я увлажнил губкой лист бумаги и передал ему. Он положил его на дощечку и отошел в сторону.
Саспах и Дюнне на пару принялись поворачивать рычаг, который приводил в действие винт, раздался скрип резьбы. Деревянная доска прикоснулась к бумаге и прижала ее. Я услышал, как выдавливаются крохи жидкости — возможно, вода, которой я смочил бумагу, но мысленно я воображал, что это льются чернила, которые впитываются из меди в бумагу.
Саспах и Дюнне прижали доску до упора, потом раскрутили стержень в обратную сторону, отпуская доску. Я вперился в листок бумаги, воображая, что вижу слабые отпечатки с другой
То, что я увидел, было ужасно. Буквы, которые казались такими аккуратными и правильными на медной доске, на бумаге получились будто вычерченные неумелой детской рукой. На некоторых словах чернила расплылись, образовав сеточку, на других были густыми и тяжелыми, словно отлитыми смолой. Мне хотелось рыдать, но под взглядами трех других я не осмелился.
— И почему же это произошло?
— Медь — как человеческая плоть. Чем глубже порез, тем сильнее кровотечение.
Драх провел пальцем по особенно уродливой из букв.
— Но на твоих картах каждая линия была идеальной. — Я понимал, что говорю как маленький ребенок, которого снедает зависть. Именно так я себя и чувствовал.
— Да. — Драх почесал подбородок и принялся разглядывать бумагу. — А тут все не так хорошо.
— Всегда проще прорезать длинную линию, чем короткую, — сказал Дюнне. Часть текста он выгравировал собственной рукой и теперь должен был сказать что-то в свое оправдание. — Каждая буква требует столько тонких линий, что некоторые неизбежно получаются глубже или мельче, чем нужно.
— Неизбежно, если руки растут не из того места, — пробормотал Драх.
Я показал на букву «U», которая была так искажена, что походила скорее на «В».
— А это?
— Форма букв не оставляет возможностей для ошибки, — сказал Дюнне. — Картинку может нарисовать любой дурак. Измени немного форму рогов оленя — и он все равно останется оленем. Измени форму буквы «А», и получится бессмыслица. Я думаю, что искусство Драха, вероятно, не годится для этой цели.
— Может быть, ты не годишься для этой цели, — сказал Каспар.
— Может быть, следующая будет лучше.
Саспах пытался восстановить мир. На его лице не было ни следа того отчаяния, которое испытывал я. Для него это была лишь работа, на которую впустую ушли его таланты.
Мы повторили процедуру. Когда все было готово, Драх извлек листок из пресса и положил на скамью рядом с первым. Мы склонились над ним.
— То же самое, — пробормотал Дюнне.
Он в отвращении отвернулся. Но я продолжал вглядываться. Там, где он видел подтверждение нашей неудачи, я разглядел искру надежды. Они были одинаковыми. Тот же разухабистый шрифт, те же корявые буквы и пьяные строки, та же ошибка в третьем предложении, где вместо «помилуй мя, Боже» было написано «понилуй мя, Боже». В своих явных несовершенствах два этих листка были идеальными копиями.
— Процесс правилен, — провозгласил Драх. Упрямство было его главным качеством. — Нам остается только усовершенствовать его.
XXXV
Париж
С Сены задувал колючий ветер. На набережной над рекой четыре L-образные башни устремлялись к серому небу. Архитектор добивался сходства с открытыми книгами, поставленными вертикально, но Эмили они скорее казались похожими на углы громадного стеклянного замка. Вот только самого замка не было. Пространство между башнями — площадь в несколько футбольных полей — оставалось пустым. И
Деревья начали подниматься над ней, когда она опускалась эскалатором в эту яму. Она спустилась до половины — на уровень бельэтажа, где скучающий охранник бегло осмотрел содержимое ее сумочки. Внутри было тепло, здесь, словно в фойе театра, царила бархатная атмосфера красных ковров и полированного дерева. Даже компьютеры располагались в деревянных боксах. Эмили подошла к одному из них и положила читательский билет Джиллиан на считывающее устройство. На мониторе появилось сообщение на французском — приветствие Джиллиан Локхарт. Эмили посмотрела на пучок проводов, змеящихся из компьютеров и уходящих в отверстие в полу. Интересно, подумала она, как далеко тянутся эти щупальца, в каких закоулках электронного мира стало известно, что Джиллиан Локхарт снова появилась в Национальной библиотеке.
Эмили поднесла палец к сенсорному экрану. Появился список.
Потерянные книги Библии
Анализ «Физиолога» Средневековья
«Физиолог» (Анонимный, XV век)
Эмили нахмурилась. «Физиологом» назывался бестиарий, собрание притч под личиной зоологии. Она работала с этим памятником, когда исследовала средневековые анималистические изображения. Зачем эта книга понадобилась Джиллиан? Нашла ли она что-то, связанное с животными на игральных картах?
Она снова прикоснулась к экрану, чтобы заказать книги из башен, где они хранились.
Merci, Gillian Lockhart
Эмили поежилась от ощущения неловкости. Ей не нравилось быть Джиллиан Локхарт. Они никогда не встречались, но Джиллиан присутствовала в «Клойстерсе», словно призрак, привезенный вместе со средневековыми камнями; стоило назвать это имя, и тема разговора гарантированно менялась. У всех музеев есть свои тайны, и Эмили (которая только что защитила диссертацию, жаждала понравиться и должна была скрывать собственные тайны) решила не затрагивать эти вопросы. Знал ли Ник, спрашивала она себя. Была какая-то подкупающая наивность в том, как он безоглядно пустился на поиски Джиллиан. Странствующий рыцарь, ринувшийся спасать свою даму. Эмили читала немало средневековых романов и знала, что женщины, на поиски которых по зову сердца отправляются рыцари, не всегда являют собой то, чем кажутся.
Книги должны будут принести в читальный зал на уровне двора. Она сдала сумочку в гардероб и отправилась к ряду турникетов, приложила билет еще к одному считывающему устройству. Турникет повернулся, она прошла через него, стараясь скрыть дрожь, которую ощутила, когда холодная штанга турникета коснулась ее ноги.
Джиллиан Локхарт
грозит смертельная опасность
(последняя запись 2 января, 11:54:56)
Ник, сидевший в интернет-кафе на рю Сен-Жорж, вздохнул. Какие-то стороны характера и жизни Джиллиан всегда оставались для него тайной. То, как она намазывала арахисовое масло на гамбургер. То, как иногда отключала свой телефон и не приходила домой по вечерам. Когда он набрался смелости и спросил, не встречается ли она с кем-то еще, она обвинила его в том, что у него отсутствует воображение, и заперлась в ванной.