Книга теней
Шрифт:
— Можно я его надену? — спросил он. — Не замерзнешь без него?
Я сумела выдавить улыбку в знак согласия, стоя рядом в одной тонкой белой сорочке. Халат на Ромео смотрелся невероятно красиво, хотя и был несколько тесноват на груди и в плечах. Казалось, что загорелая кожа Ромео так и пылает сквозь шелк, еще более подчеркивая его изумрудный цвет. Он развязал пояс халата, чтобы сделать его более свободным. Я проследила за взглядом Ромео, скользнувшим вниз, и обнаружила, что соски грудей выдают мое возбуждение. Ромео расплылся в улыбке, потом схватил меня за запястья, когда я подняла руки, чтобы закрыть ими грудь.
— Зачем? — спросил он. Я не ответила, руки мои упали.
Я осознавала, что многие из
— Пойдем! — сказал Ромео, и я последовала за ним. Его деревянные башмаки стучали по утрамбованной земле дорожки, ведущей из сада, все быстрее и быстрее, и вот он пустился бежать. Зеленый шелк, как крылья, развевался за его спиной. Мы пробежали мимо участка стены, залитого солнцем, мимо окон студии и розария. Ромео бежал все быстрее и быстрее, а я следом, даже не зная, куда мы направляемся. Он обернулся ко мне, все еще улыбаясь, и замедлил бег, протянув руку. Я попыталась достать ее, но… слишком отстала от него, а может, он дразнил меня. Я остановилась рядом с ним, когда Ромео замедлил свой бег, скинул сабо и отшвырнул их к стене, проделав все это очень грациозно, почти не сбившись с шага. Я с радостью последовала его примеру, избавившись от своих глупых комнатных туфель.
За розарием, когда мы приблизились к окружающим имение дюнам, Ромео вновь протянул руку, и на этот раз я сумела ее схватить. Мы бежали рядышком, смеясь, оба босые. Я чувствовала, как полы его шелкового халата омывают мои ноги, словно волны… Да, волны. Ведь мы неслись так быстро к морю… Я остановилась, вернее, мое тело остановилось, и только тогда я осознала, что страх быстро охватывает все мое существо. Перонетта, именно о ней я вспомнила, а также о многих реальных и метафорических приливах, которые совсем недавно угрожали мне, едва не став причиной моей смерти. Но не благодаря ли этим самым приливам я оказалась здесь, в этой милой обители, рядом с этим прекрасным юношей?
— Что с тобой? — спросил Ромео, обернувшись.
— Ничего, — ответила я, и мы продолжили свой бег. В тот день мы с Ромео спустились по дюнам вниз от Равендаля к морю. Мы бежали по тропинке, и высокие травы цеплялись за шелк наших одежд, царапали кожу.
Когда день уже клонился к закату, перед очередным приливом мы шли вдоль берега по пепельно-серому суглинку. Ромео отпускал мою руку, только когда это было необходимо, с тем чтобы тут же взять ее обратно. Мы выманивали двустворчатых моллюсков из их узких нор, бросая туда пригоршни соли, которую Ромео хранил в маленьком ведерке в разветвлении дерева, стоящего на вершине дюны. Собирали мидий с остроконечных скал в полу халата Ромео, как в мешочек.
Было поздно. Солнце вот-вот зайдет. Мы услышали отдаленный гул, возвещающий о возвращении прилива: скоро он придет, заключив в свои объятия мириады морских звезд, раков-отшельников и медуз, расшевелит мидий, полностью изменит очертания бухты. Но я буду в безопасности на берегу, поскольку не хочу вновь, как тогда с Перонеттой, испытать на себе угрозу, исходящую от прилива.
Не говоря ни слова друг другу, мы пересекли дюну по почти нехоженой тропинке. На этот раз бледные травы, острые, как заржавевшее лезвие, впивались нам в кожу, наше движение замедляли полускрытые в земле раковины и камни. Ромео шел впереди, время от времени оборачиваясь и протягивая мне свободную руку, — другой рукой он придерживал полу халата с мидиями: он карабкался вверх, и я слышала, как скользкие раковины щелкают друг о дружку, словно раздается болтовня изо рта, полного черных зубов.
Позднее, вечером, мы сидели с Ромео вдвоем в обеденном зале. Я была разочарована, узнав, что мы не будем все обедать вместе каждый вечер. Но мое разочарование продлилось недолго: войдя в зал, я обнаружила большой стол, накрытый на двоих без особых затей: две медные миски, две кружки и две миниатюрные вилки, а также хлеб с толстой коркой, кубик масла и две бутылки простого вина. Ромео, конечно, был уже там. Когда я вернулась в мастерскую, чтобы переодеться, он куда-то ушел. Я не видела комнат, где он жил. Он тоже переоделся: теперь на нем были широкие коричневые штаны чуть ниже колен и просторная белая рубаха, чем-то напоминающая знаменитые пиратские блузы. На ногах — новая, более чистая пара сабо. Я надела первое, что попалось под руку в гардеробе: некое подобие пижамы в восточном стиле из красного шелка, расшитого золотом, — свободные шаровары и блузка на пуговицах. Чтобы попасть в обеденный зал, я прошла босиком по холодному полу коридора и, войдя, нашла теплое местечко у очага, откуда наблюдала, как Ромео хлопочет вокруг кипящего черного горшка.
— Я сварил наш морской улов, — сказал он. Ромео тушил мидии в соусе собственного приготовления — белое вино, чеснок и душистые приправы. — Ты готова к ипе fete aux moules [88] ? — спросил он.
Я была готова. Насытившись вволю, я съела еще немного. Мы непринужденно болтали, смеялись. Я запомнила очень мало из того, что было сказано, но мне было удивительно легко в компании Ромео. Все это время мы вытаскивали мидий из одного горшка, а в другой выбрасывали пустые скорлупки. Я соскребала сладкое оранжевое мясо со стенок раковин вилкой, пальцами. Бульон, хлеб, вино — все было очень вкусно.
88
Праздник мидий (фр. ).
Через несколько часов я расхворалась, как никогда в жизни.
Одна из мидий оказалась «испорченной», уж не знаю почему, и вызвала у меня приступ тошноты, поноса, колики и спазмы, которые я не стану описывать.
В конце концов я устроилась на диване в мастерской, то обливаясь потом под тончайшими простынями, то дрожа под грудой тканей из хлопка и шерсти. Я была не в состоянии переварить даже слабый черный чай, который приготовил мне смущенный Ромео, а вид принесенного им тонкого сухого печенья вызвал у меня приступ рвоты. В моем животе происходило какое-то неистовство… Мне было так плохо, что меня даже не волновало, просто не могло волновать, что Ромео, мой Ромео стал свидетелем всей этой сцены. Да, он ухаживал за мной всю эту долгую, долгую ночь, не отходя ни на минуту.
Был момент полного отчаяния (после неудачи с чаем и печеньем), когда Ромео на короткое время исчез из мастерской, возвратившись с какой-то взятой у Себастьяны микстурой. Я выпила ее, хотя Себастьяна сказала Ромео, что сейчас вряд ли что-нибудь поможет: это достаточно распространенное недомогание, которое пройдет через сутки, и я снова буду чувствовать себя совершенно здоровой. Я быстро высчитала, что мне предстоит мучиться еще долгие часы, пребывая в таком жалком состоянии. Я не могла уснуть и, отчаянно желая отвлечься, отважилась наконец попросить Ромео почитать мне из…
Ромео знал о существовании «Книги теней» Себастьяны, но не прочел оттуда ни строчки. В ту ночь я, как потом узнала, нарушила все обычаи, попросив его почитать мне вслух ее «Книгу». Он это сделал, правда были некоторые трудности с неизвестными ему словами, другие он знал, но никогда раньше не произносил. Я хорошо запомнила прочитанное, потому что внимательно вслушивалась в каждое слово, сказанное этим глубоким голосом с бретонским акцентом, принадлежащим красивому мальчику, которому суждено было находиться рядом со мной еще всего лишь один день.