Книга теней
Шрифт:
— …И пусть язык ее либо спасет хозяйку, — заявил мэр в подражание прокурорскому тону сестры Клер, — либо выдаст ее нечестие; да, нечестие и любой заключенный ею союз с адскими силами. Пускай…
— Да, пусть говорит! — рявкнула сестра Клер, обращаясь к своей марионетке. (Издавна считалось, что нечестивый язык не в силах прочесть «Отче наш» без ошибки. Молитву «Богородице Дево, радуйся», которая, похоже, не представляла трудности для одержимых бесами, мэр добавил просто так, для большей убедительности; власть его носила характер светский, и в делах духовных сестра Клер с легкостью направляла его в ту сторону, куда ей требовалось.
Мать Мария принялась читать, а что ей еще оставалось? Сперва по-французски — ни
«Ave Maria, gracia plena, dominus tecum…» — не слышно ни звука, только ее голос, медленный и уверенный. Одна-единственная запинка, оговорка, и… Я так боялась за нее, боялась, что она не сумеет прочесть молитву одним духом, одним махом, и притом безупречно. Сколько раз в жизни она произносила ее? Однако нынешний случай был совсем другой.
Мать Мария закончила. Обе молитвы она прочла на обоих языках безукоризненно. И все зря.
Сестра Клер громко выразила неудовольствие — она явно боялась, что мать Марию придется оправдать, — и угомонилась, лишь когда мэр огласил вынесенный им приговор: мать Мария должна была немедленно покинуть монастырь. Ее следовало доставить в деревенский дом собраний и содержать там под стражей до тех пор, пока не будет организован ее переезд.
— Переезд куда? — спросили одновременно с десяток девичьих голосов. Они звучали обеспокоенно. Не получив ответа, воспитанницы заголосили, жалуясь, что боятся, как бы монахиня, спознавшаяся с дьяволом, не осталась где-то поблизости.
Тогда мэр пояснил свою мысль, состоявшую в том, что он собирается устроить, чтобы мать Мария заняла остающуюся уже много лет вакантной должность в одной вандейской тюрьме близ местечка Д***; там как раз нужен был кто-нибудь, кто сумел бы исповедовать сошедших с ума преступников. «Правда, — сделал он оговорку, — мне придется решать этот вопрос вместе с капитулом вашего ордена, и…»
— Pas du tout! [23] — отреагировала на это сестра Клер. — Стало быть, я не стану матерью-настоятельницей сразу, как только эта артистка уберется отсюда? — (Все, кроме «месье мэра», знали, что так и есть; прежде чем соискательница смогла бы занять приглянувшиеся ей покои, следовало еще спросить мнение епископа; но никто не решился бросить вызов сестре Клер, которая, по сути, уже заняла место настоятельницы силой, хотя и в нарушение монастырского устава.) — Нет, — заявила директриса, — я уже ею стала, и это по моему приказу вы отошлете отсюда эту женщину.
23
Как же так! (фр. )
Тишина… Последовала совершенная, полная тишина; все смотрели на мать Марию.
Через мою щелку я видела часть людей, стоявших в библиотеке, а на полу перед ними лежала распростертая фигурка матери Марии. Никто не решался помочь ей, и она оставалась у их ног, но вот наконец мэр подал знак пришедшим с ним людям, чтобы те унесли монахиню в ее комнаты и оставались при ней на страже, в ожидании, когда та придет в себя; затем им надлежало собрать ей немного вещей («Лишь то, что необходимо женщине» — так он выразился) и привезти к нему в дом, где им следовало поместить се на втором этаже в каморке без окон да хорошенько за ней присматривать, пока для нее не подготовят помещение и доме собраний. Один из его односельчан осведомился, как избежать вероятного воздействия на них злых чар при исполнении возложенного поручения. Мэр не знал, что и сказать, но сестра Клер быстро нашлась с ответом. Я смогла разглядеть, как она расстегнула замочек цепочки, которую всегда носила на расплывшейся талии, сняла с нее золотой крестик и вручила горе-стражнику. Это, конечно, был для него дар более чем щедрый, а потому сей преданный слуга, надежно теперь защищенный крестною силой, приступил вместе с товарищами к выполнению почетной миссии. Они ухватили несчастную за руки и за ноги и поволокли, точно мешок с картошкой. Я видела это. «Негодяи! — вырвалось у меня громким шепотом. — Недалек и ваш час!» Малуэнда принялась царапать низ двери; ее когти оставляли на дереве глубокие отметины.
Я поняла, что пора уходить, но, наклонившись, чтобы забрать Малуэнду, снова услышала свое имя. Теперь его произнесла сестра Клер де Сазильи, стоявшая как раз по ту сторону двери. Я прислушалась.
— Вы не можете уйти, — сказала она мэру, — и оставить нас беззащитными перед этой ведьмой!
— Нет, — подхватили ее подпевалы, — вы не можете! Вы не должны покидать нас, пока она где-то здесь!
Действительно, с матерью Марией мэр наш разделался быстро, так что тут все было шито-крыто, но как же насчет меня , как насчет ведьмы, спокойно разгуливающей по округе?
Новые обвинения посыпались одно за другим. Я была демоном, дразнившим девиц в их безумных снах. Это я наслала недавнюю бурю. Я использовала Перонетту и мать Марию в своих черных целях, переманив их на сторону темных сил. И так далее, и тому подобное, пока я наконец не оказалась той самой ведьмой, которая тремя годами ранее вызвала невиданное нашествие мышей на С***, погубила у сестры-экономки урожай помидоров и убила все потомство нашей лучшей свиноматки, когда та наконец опоросилась.
Я подняла синюю бутылку повыше, запрокинула голову и сделала долгий глоток.
Малуэида вела себя неспокойно. Она ходила кругами, пролезала между моих ног, обнюхивала дверь, скреблась в нее. Я испугалась, что она может нас выдать, и взяла ее на руки, пытаясь успокоить. Неудивительно, что она буквально шалела при звуке голоса сестры Клер, ведь если та и не лишила ее ушей сама, то, несомненно, присутствовала при экзекуции. Каждый раз, когда директриса начинала говорить, кошка вновь принималась беситься. Да так, что от розовой кисеи, покрывавшей платье, в которое я была одета, летели клочья; сатин под нею тоже был порван. Все, что мне оставалось делать, — это вцепиться в Малуэнду одною рукой, в бутылку — другой и слушать, что еще скажет ненавистная монахиня.
Она же тем временем успела поведать, что я ей являлась во сне, и теперь принялась описывать, как я принимала различный облик, чтобы дразнить и мучить ее, вынуждая к «нечистым помыслам и делам». Две девицы постарше, когда сестра Клер попросила их, заявили, что я и с ними проделывала то же самое.
Мэр настолько смутился от всего услышанного, что не дерзнул продолжить расспросы. Для него было куда проще судить в известных всем выражениях силы зла и поклясться сделать все, что сможет, дабы вернуть монахинь и воспитанниц в лоно Церкви Христовой. Интересно, подумалось мне, как собирается это делать сей старый осел? Однако, едва он заговорил вновь, стало ясно, что у него есть план.
— Итак, — приступил он к его выполнению, — где же находится пресловутая Геркулина?
При этих словах девицы лихорадочно заголосили.
— Мы заставили ее выбежать, — начала одна, — а затем весь день искали по всему монастырю…
— А я видела, — перебила другая, — как она побежала, быстрее любого мужчины, вдоль по дороге, ведущей от монастыря, все дальше и дальше…
— Она легла на землю и вступила с нею в связь…
— Я вам скажу точно, она вскочила верхом на одну из лошадей, запряженных в экипаж, на котором ехала Перонетта…