Книга, в которой исчез мир
Шрифт:
Следующее письмо оказалось не менее своеобразным. Состояние их провинции внушает подлинную жалость, начал он читать. Благодарение небесам, что они и сами это видят. Затем следовали указания, как искоренить зло, в особенности из-за того, что все, кто под правлением афинских ареопагитов, остается в жалком состоянии и без пастырского присмотра. Николай только через некоторое время понял, в чем, собственно говоря, заключается загадочность этих писем. Эта мысль уже приходила ему в голову, когда ди Тасси показывал ему уведомительные таблицы. Своеобразие этих писаний заключалось в том, что от них явственно отдавало банальным духом бюрократической канцелярии. Это подтвердили и другие письма, которые он вскрыл вслед за первым. Речь в письмах шла прежде всего о рангах, столкновениях интересов и компетентности. Заговорщической в этих письмах ему представлялась лишь форма, но не содержание. В самой таинственности заключалось нечто очень спесивое и чванливое. Напыщенные имена могли вызвать лишь смех. Афины? Сципион?
Николай сложил письма в стопку и задумался. Он не мог представить себе, что люди, писавшие такие письма, способны содрать кожу с лица своего ближнего. Между теми и этими — огромная пропасть. Тот человек, который на их глазах разнес себе голову пистолетным выстрелом, был, несомненно, слеплен из другого теста, нежели глупец, построивший нелепую машину, на которую они наткнулись в Санпарейле. Возможно, между этими двумя группами была какая-то связь, но они не были идентичны.
Внезапно все эти размышления отступили на задний план — взгляд Николая упал на письмо ди Тасси, которое он писал накануне вечером.
Благородный господин,
глубокочтимый тайный секретарь,
то, о чем я сообщу Вам в этом письме, повергнет Вас в безграничное удивление, но одновременно избавит от тяжелой заботы. Я получил достоверные сведения о том, что использование похищенных у Альдорфа денег было совершенно иным, нежели мы предполагали в самом начале расследования. Знай я об этом раньше, мне удалось бы избегнуть неприятной ситуации, в какую я попал здесь, в Ансбах-Байрейте, но мои действия во владениях маркграфа были вынужденными, обусловливались доказательствами и диктовались обстоятельствами такого рода, что я был обязан провести обыск в упомянутых владениях, так что мои действия не заслуживают каких бы то пи было упреков.
Сначала об одном очень важном факте: доказано, что большая часть похищенной суммы была переведена в Амстердам, на счет торгового дома Теодора ван Смета. Во время нашего последнего свидания Вы, в разговоре по другому, правда, поводу, сами упомянули этот торговый дом. Мы не имеем никаких сведений о том, кто является конечным получателем денег.
Меня немного тревожит, что в этом запутанном деле мне приходится преследовать людей, которые, собственно говоря, выполняют нашу работу. От капитана ансбахских егерей я узнал, что В. и Б. были переведены на новые должности, их влияние усилилось, и значительное увеличение суммы, таким образом, не вызывает никакого удивления. Вне всякого обсуждения ясно, что соответствующее влияние, как обрисовал мне его капитан, ссылаясь на события в Санпарейле, выдержано вполне в духе императора и ясно говорит о том, что все средства хороши для того, чтобы ослабить этого непомерно раздувшегося колосса.
Как бы то ни было, но позволю себе заметить, что я не убежден в том, что дело Альдорфа можно считать исчерпанным тем, что потребовались деньги для Б. и В., которые — деньги — непременно нужны для того, чтобы благополучно завершить все дело. Намного сильнее впечатление, что инструктированные им люди преследовали совершенно иные цели, природа коих вообще — и я охотно это признаю — остается для меня скрытой.
Я намерен продолжить преследование бежавшего Циннлехнера и его подручных и между тем ожидаю Ваших инструкций, в особенности в отношении двух субъектов, которые стали свидетелями нашего расследования. Что касается молодого врача, то могу Вас уверить, что в отношении подноготной всех дел он бродит в полной темноте и неведении. Он обладает необычайно развитым даром наблюдения и развитым умом, но не имеет ни малейшего понятия о политике, не обладает политическими познаниями и интуицией, и посему я считаю его совершенно не опасным. Поэтому я предлагаю отпустить его и на всякий случай оставить под наблюдением на некоторое время. Что же касается свидетельницы, которую мы нашли на месте убийства Зеллинга, то она представляется мне в высшей степени подозрительной. Она была поймана при попытке похитить секретные документы, и я опасаюсь, что она отлично осведомлена о подоплеке плана Альдорфа. Для меня остается загадкой, почему она пошла на столь огромный риск и стала нашей свидетельницей. Но меня нисколько не удивит, если ее суть окажется совершенно иной, нежели та, в которой она изо всех сил пытается нас убедить. Здешние условия, к сожалению, не позволяют провести полноценное дознание, но я незамедлительно приступлю к нему, как только мы окажемся в условленном месте, а это произойдет завтра вечером.
Я с той же почтой пересылаю Вам выдержку из донесения нашего агента в Амстердаме. Из этого донесения со всей ясностью следует, для чего были предназначены упомянутые выше денежные средства. Это сообщение подтверждается, кроме того, нашими берлинскими агентами, которые уже на протяжении нескольких месяцев сообщают о стесненном финансовом положении известной особы, и в этом можно усмотреть еще одну возможность умного и не бросающегося в глаза влияния. То, что все обернулось столь неожиданным образом, подтверждает правоту наших основных подозрений и размышлений и, однако, указывает также и на то, что следует заблаговременно договориться с участниками и заинтересованными лицами, и при этом подчас очень желательны быстрые и скорые действия.
При сем выказываю, со всей душевной прямотой, что я счастлив, что могу с честью подписаться, с готовностью умереть.
Когда Николай дочитал письмо до конца, у него задрожали руки. Ди Тасси был агентом! Агентом императора! Австрийским шпионом! Он откинулся на спинку стула и беспомощно уставился на лист бумаги. Это был его смертный приговор. Что он наделал? И ведь он всего лишь хотел спасти Магдалену!
Он постарался сохранить спокойствие, но все его мысли пришли в лихорадочное и беспорядочное движение. Чтобы успокоиться, он выглянул в окно. Светило солнце. Было уже около десяти часов утра. Чем дольше он думал, тем более угрожающими представлялись ему последствия воровства: он сорвал покров тайны с императорского агента.
От одной этой мысли его начало трясти как в лихорадке. Колени стали ватными. Ди Тасси уже давно проснулся. Если солнце взошло здесь, то оно взошло и в Хольфельде. Можно предположить, что люди ди Тасси охотятся за ними уже несколько часов. Их следы на дороге в Кобург облегчили преследование. Потом следы терялись, но возможных направления бегства было тоже не бесконечное множество, и ди Тасси мог легко организовать группы преследования.
Николай, словно разбитый параличом, сидел за столом, беспомощно глядя на письмо, лежавшее перед ним на столе: …вполне в духе императора, так как хороши все средства, чтобы ослабить этого непомерно раздутого колосса. Речь здесь может идти только о Пруссии. За всем этим делом стоит заговор против короля Фридриха? Денежные потоки, текущие через Голландию? Берлинские агенты… влияние Б. и В.? Оскорбительная характеристика, данная в письме его собственной персоне, тревожила его меньше всего. Если бы все так и осталось! Если бы он остался робким, ничего не понимающим трусом! Какой демон вселился в него и внушил ему украсть эти письма? Он что, не мог просто бежать вместе с Магдаленой и не трогать эти письма? Быть может, тогда ди Тасси просто поставил бы на этом деле крест. Но теперь слишком поздно. Нельзя ничего вернуть. Он будет охотиться за ним и за Магдаленой до конца своих дней, и только потому, что он, Николай, прочел эти письма. Потому что он знал: советник юстиции ди Тасси из Ветцлара — шпион императора и что в Берлине живут некие господа по имени Б. и В., которые готовят заговор против короля Фридриха, и этих господ финансируют за счет банкротства графа Альдорфа. На лбу Николая выступил холодный пот. Он погиб. Как ему выпутаться из этой ситуации? Куда бежать? Он склонился над столом и обхватил лицо руками. Но чувство страха не отступило и не стало меньше. С каждой минутой мир становился все мрачнее и страшнее, окрашиваясь в мертвенные цвета. Он потерял способность думать. Он не мог думать даже о том, чтобы двигаться. Его парализовали потрясение и панический страх. Перед глазами все плыло и тонуло в тумане. Что он наделал? Как могла одна-единственная ошибка загнать его в такой безнадежный тупик, из которого не было и не могло быть выхода?
Он вздрогнул, когда ее рука коснулась его плеча.
— Что с тобой? — спросила она.
Он резко поднял голову и уставился на девушку.
— Ты плачешь? Что с тобой?
Он не находил нужных слов. В глазах его действительно стояли слезы. Может быть, от этого все вокруг так расплывалось? Нет. Это была логика мира, вдруг явившая его разуму всю свою страшную суть. Он всего лишь хотел помочь Магдалене. И что теперь?
— Мы… мы погибли, — запинаясь, пробормотал он и провел рукой по лицу. — Он затравит нас насмерть.
Она бросила взгляд на кипу писем на столе.
— Это написано здесь?
Он кивнул.
Она взяла лист в руку и принялась читать. Сон освежил ее, на щеках заиграл здоровый румянец, но даже вид ее личика не мог сейчас его утешить. Она отбросила с лица прядь волос, упавшую на лоб во время сна, и села рядом с ним, по-прежнему не отрывая глаз от документа. Закончив чтение, она снова положила письмо на стол и сказала:
— Какой же он глупый человек.
Николай в ужасе посмотрел на нее.
— Тебе не ясно, что все это значит? — сердито спросил он. — Ди Тасси работает на императора. Все это расследование есть не что иное, как часть заговора против прусского короля. И мы оба об этом знаем. Ты понимаешь, что это значит?
Она сочувственно посмотрела на него.
— Короли приходят и уходят, — ответила она. — На свете есть более важные вещи. Твой ди Тасси просто глупец.
— Глупец? — Николай с трудом сдерживал гнев. — Этот глупец вздернет тебя на первом же суку, как только ты попадешь к нему в руки.
— Он не найдет нас.
— Откуда ты это так хорошо знаешь?
— Он не найдет нас, поверь мне.
Николай резко поднялся и зло посмотрел на девушку сверху вниз. Она вообще не понимает, какая опасность угрожает ей.
— Поверить? Я должен тебе поверить?
Он наклонился к ней. Она испуганно отступила назад.
— Что я вообще о тебе знаю? Как я могу доверять человеку, которого я не знаю? Что ты искала в замке Альдорф? Почему ты оказалась в лесу, где убили Зеллинга?
Голос Магдалены был тверд, когда она ответила:
— Я ищу яд. Я должна его найти.
Николаю захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Он не мог больше этого слышать. Яд. Яд и тайное общество. Какая бессмыслица. Было же очевидно, о чем в действительности идет речь. О политике. Об интригах. Австрия замышляет заговор против Пруссии. Ди Тасси состоит на службе у императора, который готовит свой тайный удар по своему смертельному врагу Фридриху. Война за баварское наследство подходит к концу. Пруссия нанесла Австрии унизительное поражение. И теперь в Вене, без всякого сомнения, готовят контрудар. И он об этом знает! Возможно, готовится новая война. А эта наивная девушка твердит о яде. Он сдержал гнев, перевел дух, глубоко вздохнул и сказал: