Книга, в которой слишком много меня
Шрифт:
– Это из-за того, что я сделала чертовски непрофессиональную штуку, — хрипло признаюсь я и выдаю дурацкую виноватую улыбку.
– О, — только и произносит Денис и снова отворачивается к монитору.
Я все-таки притаскиваю чашки и сразу две пачки печенья. На вкус они неотличимы. А вот чай вполне недурен.
– Знаешь, — говорит вдруг Денис, не поднимая взгляда от чашки, — я бы на твоем месте продолжил делать эту непрофессиональную штуку. Она выглядит куда интереснее и искреннее, чем все, что было до нее.
Он замолкает и прячет лицо за чашкой. Я смотрю на его
Лучше так, чем писать через силу и часами медитировать на экран. Пусть это непрофессионально, недостаточно отстраненно, пусть там слишком много меня…
Но я и не подписывалась выдавать идеально отшлифованный текст четко выверенными ежедневными порциями. За безупречными строками и тонкой моралью в сетературу не ходят. Это интернет, тут могут послать нахрен.
И никто не говорил, что нахрен не могу послать я.
– Спасибо, — серьезно говорю я. — Ты напомнил мне одну очень важную вещь.
– Это какую? — заинтригованно интересуется Денис и даже отставляет опустевшую чашку.
Я любуюсь его любопытной физиономией и размышляю, насколько прилично рассказывать коллеге про тринадцать заповедей интернета по версии ЖЖ. Потом прикидываю, что коллега, вероятно, и сам их читал, и озвучиваю как есть — во всяком случае, первые две.
Денис нервно смеется и настоятельно рекомендует при использовании заповедей в тексте ставить копирайты. Я проникаюсь его вселенской мудростью и клятвенно обещаю так и делать, хотя с некоторым трудом представляю, как в фэнтези с балами и принцами вписывается интернет. Особенно тот его сегмент, где до сих пор могут послать нахрен.
К счастью, мне хватает дурости озвучить свои сомнения — а у Дениса внезапно включается типичный режим ГИПа, у которого должны быть ответы на все вопросы, включая риторические и неозвученные.
— А астрал? — внезапно спрашивает он. — Ну, в той его концепции, когда он описывается как параллельный мир, где находятся души. Душам вроде как положено хранить опыт прожитой жизни. Чем тебе не аналог интернета?
Тут я немедленно представляю себе мага, который наконец-то добился стабильного коннекта с астралом и был безотлагательно послан нахрен чьей-то душой. Идея бредовая и стебная — и нравится мне настолько, что я пытаюсь развить ее вслух. А Денис — найдите ГИПа на картинке — смеется вместе со мной и подбрасывает вопросы и идеи, пока незадачливый маг не обзаводится биографией, целью в жизни и даже положенной любовной линией. С той самой невоспитанной душой, а то чего это она без дела болтается и за языком не следит…
Когда я останавливаюсь, на часах уже три утра. Монитор подмигивает планом новой книги, разбивкой на главы и свернутым окном бесплатного фотостока, откуда можно надергать картинок для обложки.
Денис давит последний смешок, отворачивается от экрана — и я понимаю, что он впервые смотрит на меня другими глазами.
А я — смотрю на него.
Глава 8.1. Границы дозволенного
У него зеленые глаза — какого-то трудноуловимого оттенка подсохшего мха. И радужку охватывает темное кольцо.
А еще у него веснушки. Ровно по контуру респиратора.
Он смотрит с удивлением и лёгким недоумением. Как, наверное, и я.
Совместное творчество — вот такое, когда одна мысль цепляет другую, и они вздымаются, опираясь друг на друга, как цунами, и вдруг обрушиваются в сознание готовым сюжетом, сметая все прочие раздумья, — сродни занятиям любовью. Сначала тебе кажется, что ты сойдешь с ума, если остановишься, и весь мир блекнет и исчезает, оставляя взамен только мгновение, только здесь-и-сейчас, переполненное ощущениями и эмоциями, которые все скручиваются и скручиваются в тугой комок… а потом все заканчивается, и ты сидишь, опустошенный, и сам не понимаешь, что же такого позарез необходимого было во всей этой потной возне.
Ко всему прочему, сосед сверху идеально подгадывает момент, чтобы вспомнить о личной жизни. Кровать у него скрипит — ритмично и громко. За недели самоизоляции в тонкостенной хрущевке я и без того узнала о привычках соседей гораздо больше, чем хотелось бы, но именно сейчас это как контрольный в голову.
Денис поднимает взгляд в потолок, понимающе усмехается и тут же краснеет. А я не нахожу ничего лучше, чем ляпнуть:
– Это минуты на три. Не обращай внимания.
Жалеть о сказанном я начинаю ещё до того, как заканчиваю говорить. И очень надеюсь, что сам сосед сверху слышит происходящее у меня не так хорошо, как я — звуки из его квартиры.
В тишине, когда Денис не знает, что ответить, ритмичный скрип чужой кровати гремит торжественным маршем в честь человеческих слабостей. И я тоже краснею, как школьница.
– А время-то! — спохватывается Денис, не поднимая глаз.
Я соглашаюсь. Время. И вообще о репутации дамы думать надо, рыцарь ты или где.
Только под скрип кровати рыцарем быть сложно. Особенно благородным. Но Денис как-то справляется, и мне становится чуточку стыдно.
– Да брось, ночь на дворе, куда ты сейчас поедешь? — нарочито легкомысленно хмыкаю я.
Он застывает на середине движения, все ещё не поднимая взгляда. И в его позе появляется что-то такое напряжённое и выжидающее, что я поспешно добавляю:
– Кресло раскладывается, я постелю тебе на кухне.
Денис наконец поворачивается и пристально всматривается мне в лицо, словно пытаясь отыскать где-нибудь на лбу намерение надругаться над невинным ГИПом. Я очень надеюсь, что оно там не значится.
– Ты знаешь, что на работе говорят про тебя и Андрея Анатольевича? — спрашивает он как-то излишне серьезно.
Я киваю и пожимаю плечами. Говорят и говорят.
Порой людям свойственно говорить гадости про других. Так они чувствуют себя лучше. Выше всего этого.
Затыкать их бесполезно. Ради этого ощущения — что кто-то хуже, недостойней, чем они, — отдельные личности кому хочешь глотку перегрызут. И потом ещё будут вещать, что они-то грызли с вилкой и ножом, заткнув салфеточку за воротник. Не то что некоторые.
– Ночь на дворе, — повторяю я. — Вернёшься сейчас домой — всех перебудишь. А то и вовсе… гм, не разбудишь. Молодожены же.