Книга, в которой слишком много меня
Шрифт:
Я с облегчением киваю. Самонадеянно. И вообще у меня еще прода на завтра не написана. На самом деле, я начала писать прямо на рабочем месте, когда ушли Андрей Анатольевич и обе бухгалтерши, но на этот раз не наскребла и на три тысячи знаков, а выкладывать что-то нужно — в писательском деле нет ничего важнее регулярности.
Ну, и еще это отлично помогает занять вечера. И голову.
От очередной мысли, так и не оформившейся в нормальные слова — только образы: темнота в прихожей, полупустая полка для обуви, пыльная тишина на кухне — горло снова
– Подожди… те, — хрипло говорю я уже наполовину закрывшейся двери. Она с готовностью распахивается снова, и от этого говорить становится еще сложнее. — Предложение подвезти еще в силе?
Денис Владимирович молча кивает. И молчит всю дорогу, благословенны будьте, его родители и воспитатели, — даже напомнить адрес не просит, вытаскивая его из истории запросов в навигаторе.
Только у серого подъезда с запыленной рябиной все-таки вручает мне легендарный Штопор Самонадеянности и смущенно бурчит:
– Пригодится.
Не пригодится. Вчерашняя бутылка все еще у меня, нетронутая, но не стану же я пить в одиночестве. Не соседа же звать. Да и…
Слишком велико искушение вылить чертову бутылку в себя целиком, а потом пойти за еще одной. И еще одной. Поставить на перемотку эти чудовищные первые недели после. И надеяться, что потом все пройдет, как мне и обещали.
Но ведь не пройдет. А я не хочу прожить свою жизнь под анестезией.
Только вот вряд ли просто не брать штопор или поскорее избавиться от бутылки — выход. До магазина-то рукой подать, а до вечно жизнерадостного соседа, у которого всегда есть нычка, и того ближе. Нет, надо как-то донести до чертова подсознания, что алкоголь не поможет.
А потом еще и собраться с духом и умудриться написать сцену, где в числе действующих лиц — отец главной героини. Я не хочу думать, как я это сделаю.
Но сделаю обязательно.
– Паркуйтесь, — я киваю на пустое место у фонарного столба. — Не обещаю вам внятного диалога, но кто-то же должен открыть мне эту чертову бутылку.
Глава 4.2
– Никаких внятных диалогов, — бодро соглашается Денис Владимирович и рулит на дворовую парковку.
Я смотрю вслед его расцарапанному бамперу, вся из себя в смешанных чувствах. Самонадеянный штопор фантомно жжет руку. На нем все еще болтается этикетка, и вид у него, подозреваю, такой же лихой и придурковатый, как и у меня самой.
Наташа vs. социализация 0:1.
– Празднуете? — с плохо скрываемой надеждой интересуется жизнерадостный сосед с лавочки около подъезда: сегодня хлипкая оградительная лента загораживает только половину сиденья, фривольно свешиваясь между досок спинки.
На языке у меня вертится социально неприемлемый ответ пополам с никому не нужной нотацией на тему влияния алкоголя на неокрепшие (или ослабшие с возрастом) умы. Но прежде, чем я успеваю испортить отношения со всем подъездом разом, переговорив всего с одним человеком, на горизонте появляется Денис Владимирович, и ему не хватает разве что супергеройского плаща и трусов поверх лосин.
– Как не праздновать, если перепал халявный штопор? — предельно серьезно заявляет он и утаскивает меня в подъезд, ухитрившись одной фразой спасти и мои отношения с соседями, и собственно соседа, и не подозревавшего о нависшей над ним угрозе. — А у вас сейчас пар из ушей повалит.
Повалит. Клубами.
Но злость — это тоже нормально. По крайней мере, до тех пор, пока и ГИПы сыты, и соседи целы.
– Суши? — интересуюсь я вместо ответа и даже с первого раза попадаю в замочную скважину.
– Суши, — легко соглашается самый беспроблемный ГИП на свете. — Или, если хотите, можем что-нибудь приготовить вместе. Для этого внятных диалогов точно не требуется.
– То есть вы готовы находиться в одном помещении со мной, когда у меня в руках будет нож? — ненавязчиво уточняю я.
Он пожимает плечами:
– Ну, сейчас у вас острый штопор, а я все еще цел. Нож что-то изменит?
Действительно. Я тут проявляю чудеса самообладания, если вдуматься.
В морозилке обнаруживается одинокий пакет со смесью замороженных овощей, а в холодильнике — три скорбные картофелины. Зато полка со специями переполнена так, что, стоит только открыть дверцу, как три пакетика сладкой паприки и пластиковая мельничка со смесью перцев горошком дружно десантируются прямиком мне в лоб.
Денис Владимирович косится с затаенной усмешкой, но придерживает комментарии при себе и многомудро берется за нож сам.
Предусмотрительный.
И картошку чистит гораздо быстрее и аккуратнее, чем могла бы я, педантично выковыривая все глазки. Мне остается разве что поставить чайник и выставить режим на мультиварке.
А Денис Владимирович вещает что-то про тот самый жилой комплекс, из-за которого его и наняли, — спокойно, с расстановкой, и я почти слышу, как в его голове все раскладывается на списки, пунктики и алгоритмы с четкой последовательностью действий. Кажется, он как раз из тех людей, которым проще думать вслух, и сейчас я нужна ему не столько для компании, сколько в качестве оправдания для разговора с самим собой.
В его исполнении все звучит настолько просто, понятно и осуществимо, что я откладываю пакет с мятой и признаюсь:
– А у меня не получается написать эпизод для книги. Откладываю уже второй день… — тут у меня предсказуемо подкатывает к горлу, и очередной спазм заталкивает все слова назад.
Кажется, теперь у меня есть что-то общее с бутылкой вина — обе запечатаны наглухо. Только у нее внутри алкоголь, а у меня — чертова тьма бесполезных мыслей и много-много дерьма.
Денис Владимирович оборачивается, явно обрадованный хоть какой-то инициативой в диалоге, и тут же давится наводящими вопросами. А потом — о, святой, святой человек! — тоже вспоминает про бутылку, но в куда более практичном и актуальном ключе.