Книга воспоминаний
Шрифт:
Суеверные, простодушные, легко возбудимые, эти две черногорские Княжны представляли собою легкую добычу для всякого рода заезжих авантюристов.
Каждый раз, когда они встречали замечательного человека, они вели его в Императорский дворец, как это было с пресловутым доктором Папюсом или же с Григорием Распутиным. В своих разговорах они были совершенно безответственны. Во время последнего приезда Президента Французской Республики Пуанкаррэ в Петербург в июле 1914 года, Милица Николаевна напала самым нетактичным образом на Австро-Венгрию и заявила, что радуется предстоящей войне. Царь сделал ей тогда строгое замечание, но ничто не могло остановить черногорок от вмешательства в государственные дела и ни выступать в ролях передатчиц пожеланий различных
Продолжая свое повествование об особах Императорской Фамилии в порядке их близости к трону, я подхожу в моим пяти братьям, Выросши и получив воспитание вдали от столицы, мы, Михайловичи, были очень мало похожи на наших дядей и двоюродных братьев. Хоть мы и были. строгими верноподданными нашего Государя, мы, тем не менее, далеко не были согласны со всем, что происходило при Дворе. Мы всегда говорили то, что думали, и не стеснялись в критических суждениях.
Нас называли опасными радикалами; первая часть прозвища опасные отражала досаду придворных кругов, вторая - радикалы, быть может, и соответствовала истине, но зависла всецело от смысла, придаваемого этому слову, которым нередко злоупотребляют.
Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым радикальным и самым одаренным членом нашей семьи. Моя мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, мой брат Николай окончил военное училище с отличием.
Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. Он служил в Кавалергардском полку только вследствие его дружеских отношений с Императрицей Mapиeй Федоровной (моей тещей) и носил звание командира этого полка. Он был настолько выше в смысле умственного развития своих товарищей-однополчан, что это лишало его всякого удовольствия в общении с ними. Постепенно он отдалялся от связей с военным миром и проводил все свое время в исторических архивах С. Петербурга и Парижа. Его монументальная биография Императора Александра I, написанная после долгих лет собирания материалов и проверки дат, останется непревзойденной в исторической русской литературе. Ни один студент начала двадцатого столетия не мог не знать анализа событий и обозрения периода, описанного Великим Князем Николаем Михайловичем. Книга, которая была переведена на французский язык, произвела сенсацию в среде французских наполеонистов, заставив их пересмотреть, исправить и даже пересоставить целый ряд исторических трактатов.
Французская Академия избрала его своим членом - честь, которой почти никогда не удостаивались иностранцы, и его всегда осыпали приглашениями прочесть лекции во французских исторических обществах. Его глубокие познания в области французской культуры и его зрелое понимание римской цивилизации помогло ему завязать дружбу со многими выдающимися французскими писателями и учеными. В Париже он чувствовал себя, как дома, хотя большинство парижан и удивлялось при виде того, что русский Великий Князь предпочитает направлять свои стопы в сторону Коллеж де Франс, а не по направлению Монмартра, и его скромная привычка жить в старом Отеле Вандом, заставляла метрдотелей и владельцев гостиниц высказывать опасения, что дела Великого Князя пошатнулись.
Николаю Михайловичу было, по-видимому, определенно неприятно объяснять многое из того, что происходило в России, своим друзьям в Коллеж де Франс и в Палате депутатов. Не могу сказать, чтобы я был вполне согласен с его офранцуженными политическими симпатиями. Будучи горячим поклонником парламентарного строя и убежденным почитателем словесных дуэлей Клемансо - Жореса, он не хотел допустить того, что созданию в России конституционного строя по образцу III французской республики закончилось бы полным провалом.
Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться. В гвардии ему дали прозвище Филиппа Эгалитэ, но авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем демократизме гораздо дальше, нежели брат французского короля, который мечтал воспользоваться
Пространное письмо, адресованное им в июле 1916 года Государю Императору, содержало в себе нисколько абзацев, написанных по-французски. Дорогой Никки, объяснял Великий Князь Николай Михайлович в постскриптуме: извини меня за французскую речь, но мне кажется, что на этом языке я нахожу боле удачные выражения, чтобы высказать мои мысли… Блестящей стилист, обладавший талантом художественной прозы, он, вероятно, сознавал, что его галлицизированные мысли будут звучать по-русски по меньшей мере странно.
К моему старшему брату можно было бы легко применить пушкинскую эпиграмму, посвященную Чаадаеву:
Он вышней волею небес Рожден в оковах службы царской; Он в Риме был бы Брут, в Афинах - Периклес, А здесь он - офицер гусарский!Я не знаю никого другого, кто мог бы с большим успехом нести обязанности русского посла во Франции или же в Великобритании. Его ясный ум, европейские взгляды, врожденное благородство, его понимание миросозерцания иностранцев, его широкая терпимость и искреннее миролюбие стяжали бы ему лишь любовь и уважение в любой мировой столице. Низменная зависть и глупые предрассудки не позволили ему занять выдающегося положения в рядах русской дипломатии, и вместо того, чтобы помочь России на том поприще, на котором она более всего нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способностей ни забыть его презрения к их невежеству. С этой точки зрения жизнь его была прожита без пользы. В ранней молодости он влюбился в принцессу Викторию Баденскую - дочь нашего дяди Великого Герцога Баденского.
Эта несчастная любовь разбила его сердце, так как православная церковь на допускала бpaков между двоюродным братом и сестрою. Она вышла замуж за будущего шведского короля Густава-Адольфа, он же остался всю свою жизнь холостяком и жил в своем слишком обширном дворце, окруженный книгами, манускриптами и ботаническими коллекциями.
Мой второй брат Михаил Михайлович не обладал талантами Николая Михайловича. Он обожал военную службу и чувствовал себя превосходно в рядах Лейб-Гвардии Егерского полка. Его располагающая внешность, благородное сердце и способности танцора сделали его любимцем петербургского большого света. Очень скоро Миш-Миш сделался общим любимцем петербургских салонов. К несчастью, у него слишком рано проснулась склонность к семейной жизни. Достигнув совершеннолетия в 20 лет и получив право распоряжения своими средствами, он начал постройку роскошного дворца.
– У нас должен быть приличный дом… - сказал он архитектору.
Под словом мы надо было понимать его и его будущую жену. Он еще не знал, на ком он женится, но он во что бы то ни стало собирался жениться на ком-нибудь и как можно скорее. В постоянных поисках царицы своих грез, он делал несколько попыток жениться на девушках, не равного с ним происхождения. Это создавало тяжелые осложнения между ним и нашими родителями и ни к чему не привело. В конце концов, он все-таки вступил в морганатический брак с дочерью от морганатического же брака герцога Нассауского, дедушкой которой со стороны матери был А. С. Пушкин. Это положило конец всем планам разнообразных увеселений в новом дворце Миш-Миша. Его попросили выехать из России, и он провел всю свою жизнь в Лондоне. Одна из его дочерей, которая известна в обществе по ее теперешнему титулу леди Мильфорд-Хавен, вышла замуж за принца Баттенберга, двоюродного брата королевы испанской.