Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
— Это вы — владелица книжного магазина? — спрашивает офицер.
— Да. То есть мы обе — моя сестра Жермен Лавинь и я. А меня, мсье, зовут Николь Лавинь.
Николь в своем халате делает нечто вроде книксена. Офицеру, кажется, хочется улыбнуться: уж очень забавен этот переросток в халате. Однако он тут же вспоминает: только что у него из-под носа удрали два подозрительных субъекта.
— Вы с сестрой проживаете здесь же, при магазине? — спрашивает он еще суше.
— Да, мсье.
— Придется осмотреть ваше помещение,— объявляет
— Никого. Только я и сестра. Мы уже давно легли.
— Зелль, Брюкке, осмотреть лавку и жилые комнаты! — командует офицер.— Не забудьте ванную и прочее.
Николь делает приглашающий жест. На ее лице — полное радушие.
— Пожалуйста, входите,— говорит она.— Только прошу вас, мсье, если можно, не будите сестру. Она такая нервная, даже майор Борзиг говорил, что...
Офицер настораживается:
— Вы знаете майора Борзига?
— Конечно, мсье. Майор — наш постоянный клиент. Он собирает старинные издания. И мы припасаем для него самое интересное из наших коллекций. Майор Борзиг бывает у нас в доме.
Офицер насупливается, раздумывает. Кажется, майор Борзиг какая-то персона в штабе. Кроме того, на днях командование еще раз повторило, что не следует восстанавливать французское население против немецкой армии. Ночной обыск в этой лавчонке будет завтра же известен в городе. А что, если там действительно никого не окажется, кроме этой девчонки и ее сестры? Солдаты, конечно, не удержатся, разболтают, сделают из своего командира посмешище для всей комендатуры...
Офицер напускает на себя самый суровый вид.
— Вы можете дать мне слово, что в доме, кроме вас и сестры, нет никого посторонних и что вы никому не открывали дверь?
— Что вы, мсье! — пугается Николь.—Да мы с сестрой, чуть стемнеет, запираемся вот на этот засов и носа не высовываем из нашей конурки! Мы обе большие трусихи, мсье, и вы даже представить себе не можете, как мы благодарны вам за то, что вы охраняете наш покой!
Немец пристально вглядывается в безмятежное личико. Что? Благодарит за охрану? Она в уме, эта девчонка? Или блаженная? Гм... кажется, говорит даже без насмешки?
Он козыряет:
— Отлично, мадемуазель. На первый раз поверю вам на честное слово и не стану осматривать ваше жилье. Зелль, Бркжке, марш!
Солдаты отворачивают от двери.
— Мсье, а кого вы ищете? — спрашивает вдруг Николь.—Ах, простите, я, кажется, задаю бестактный вопрос?
Офицер приостанавливается.
— Нам нечего скрывать, мадемуазель. Разыскиваем двух сбежавших типов, из которых один ранен. Уйти далеко они не могли.
Он снова козыряет и следует за солдатами.
— Спокойной ночи, мсье,— желает ему певучий голос девочки в халате.
Николь закладывает засов, стоит, прислушиваясь к удаляющемуся топоту. Потом взбегает наверх.
— Так и знала: стоит и трясется! — бросает она Жермен.—Ну, где же наши гости?
— Как тебе удалось избавиться от бошей? — спрашивает, трепеща, Жермен.
— Борзиг помог.
— Как, разве Борзиг вернулся?! — еще больше пугается Жермен.
— Успокойся, его нет. Помогло его имя,—кратко объясняет Николь.— Так куда же ты упрятала тех двоих?
— Они у нас в спальне. О Николь, я боюсь, что один умрет. Он весь в крови и без сознания. Боже, что мы тогда будем делать?
— Глупости! Он просто ранен, вот и все! — отрезает Николь.— Погоди, сейчас все выясним.
За четырьмя рядами широких стеллажей, сплошь уставленных старыми книгами, сохраняющими запах кожи и пергамента,— две жилые комнатки сестер: кухня, она же столовая, а при случае и кабинет, и крохотная спаленка.
Когда Николь вошла в спальню, ей в первое мгновение показалось, что комната пуста. Удивленная, она сделала еще шаг и тут, в узком пространстве между двумя деревянными кроватями, увидела обоих «гостей». Один недвижно распростерся на коврике, другой примостился тут-же, на корточках, в напряженной и неестественной позе. Он был светловолос, мелкокудряв, с очень розовым и как будто припухшим лицом младенца. Затравленный, подозрительный взгляд его встретился со взглядом девушки.
— Можешь вылезать, они ушли,— сказала Николь.— Я их спровадила.— Она нагнулась к лежащему.— Гм!.. Кажется, и вправду дрянная история,— пробормотала она.— Ну-ка, любезный блондин, помогите мне поднять вашего дружка, Жермен, берись за ноги, а я поддержу голову.
— Погоди, что ты собираешься делать? — шепнула Жермен.
— В данную минуту положить его на мою кровать.
— Как, ты хочешь, чтоб они остались у нас?! Ты понимаешь, что будет, если их найдут?
Николь оскалила зубы, точь-в-точь волчонок.
— А ты что же, собиралась их выбросить ночью на улицу, чтоб они попались гестаповцам? Так?
— Но мы же совершенно не знаем, кто они такие, откуда,— защищалась Жермен.
— Мы знаем, что за ними гнались боши, стреляли и что один из них ранен и нуждается в нашей помощи. Для меня, по крайней мере, этого вполне достаточно. Остальное узнаем, когда выясним, что с этим беднягой.
— Но... я думаю. — снова начала Жермен.
— Ты слишком много думаешь. В наше время это вредно,—оборвала ее Николь.
Она отвернула одеяло, и по ее знаку кудрявый легко приподнял товарища и положил его на кровать. Свет настольной лампы упал на раненого. Открылось узкое молодое лицо с большим чистым лбом и косо подрезанными темными волосами. Тень от ресниц лежала на впалых щеках.
— Какой красавец! — вырвалось у Николь.— Жермен, пощупай ему пульс. Ты же у нас без пяти минут врач.
Сама она очень осторожно и проворно принялась стягивать с лежащего куртку. Оказалось, под курткой нет даже рубашки, а только лохмотья, отдаленно напоминающие фуфайку. Николь попыталась снять лохмотья, чтобы осмотреть рану, но юноша болезненно застонал. Николь отступила.