Шрифт:
ПРЕДИСЛОВИЕ
История появления на Руси книгопечатания запутана до безобразия. Запутана не в датах, не в людях, не в цифрах, а в мотивах.
Верить, что грандиозный печатный проект — шаг к массовому распространению грамотности — случился у нас просто так, из «необходимости обеспечения монастырей и приходов православной литературой и служебными книгами», — это все равно, что верить, будто проект «Манхэттэн» разрабатывался для улучшения иллюминации в День Независимости. Или, что атомная бомба очень нужна была для глубинного глушения рыбы. Можно еще верить, что первые полеты в космос совершались как приложение к программе
Нет, братья! Эти дела просто так не делаются! События такого масштаба происходят при полном напряжении народных сил, на грани срыва, у последней черты.
Так давайте будем бдительны! Не пропустим сообщение об открытии управляемого термоядерного синтеза или нуль-транспортировки. Это будет означать, что кто-то наверху очень круто развернул самодержавный бульдозер, широко взмахнул карающей дланью, изобильно присыпал лысые головы золотовалютной манной. И приближаются последние времена. А в предпоследнем времени мы уже живем.
Так не забудем обменять казенные бумажки на крупу, хрен и редьку. Успеем набить подземные кладовые мануфактурой первой необходимости. Ибо надвигается новая эпоха, новый набор бед и радостей, которые мы можем не осилить и не претерпеть!
Вот, примерно такой финт Русская Фортуна совершила в незапамятные 1560-е годы. Именно такой бомбой явилась тогда в мир черная строчка на белой бумаге.
Впрочем, смотрите сами…
1. Иоанн IV Васильевич «Грозный», царь и великий князь всея Руси — государь многих царств, княжеств и земель.
2. Митрополит Макарий — глава Русской Православной Церкви.
3. Андрей, протоиерей Благовещенского собора и духовник царя Ивана с 1561 года, впоследствии (1564–1566) — митрополит Афанасий.
4. Архиепископ Никандр Ростовский — член Собора Русской Церкви.
5. Лавр — игумен Спасского монастыря под Ярославлем.
6. Дионисий — командир конницы Крестового братства.
7. Федор Смирной, сирота из московских жильцов — младший подьячий Дворцового приказа.
8. Архип и Данила, воспитанники Сретенского монастыря — друзья Смирного.
9. Сидор Истомин, полковник Стременного стрелецкого полка, — начальник царской охраны.
10. Ганс-Георг фон Штрекенхорн, немецкий дворянин на русской службе — сотник и подполковник Стременного полка.
11. Иван Михайлович Висковатый, дьяк по иноземным делам.
12. Прохор Заливной, средний подьячий Дворцового приказа — друг Смирного.
13. Василий Ермилыч Филимонов, стряпчий Воровской избы, затем — старший подьячий Разбойного приказа.
14. Егор Исаев, палач.
15. Иван Гаврилович Глухов, старший подьячий Поместного приказа — ближний дворянин царя Ивана.
16. Волчок и Никита — его подручные.
17. Борис Головин, новгородский стражник — вольный человек.
18. Данила Матвеевич Сомов, бывший старший псарь, — ближний человек царя Ивана.
19. Ярик и Жарик, близнецы—язычники.
20. Вельяна, русалка — их сестра.
21. Василий Никифоров, Иван Федоров, Петр Тимофеев, монахи — русские первопечатники.
Глава 1. Подьячий Большого Дворца
Федор Михайлович Смирной, младший подьячий Дворцового приказа сидел в своей комнатке на втором этаже Большого Кремлевского Дворца и читал книжку…
Надо сказать, что «Михайловичем» Смирного во дворце называли крайне редко, — ему недавно стукнуло 19, и мы приводим здесь отчество только для порядка. Но почему бы это отчество и не запомнить? — на всякий случай? Неспроста же этот Федька поселился во дворце, во втором, царском этаже, в одном с государем коридоре, только в другом конце? Роду-племени он считался никакого, в Степенной книге не значился и в Разрядной прописан не был. А без прописки в Москве, сами знаете, как.
Федя остался сиротой в 1553 году, одиннадцати лет, когда его отец, московский жилец Михайла Смирной пропал без вести в казанской мясорубке. Мать тоже потом не долго пожила — скончалась от тоски. Федю воспитал ближний Сретенский монастырь. Да так воспитал, что грамотность и ум мальчишки стали заметны постороннему глазу. Царь Иван Васильевич Грозный приметил парня и пристроил у себя под боком — для рассуждений и малого совета. Назначил младшим подьячим, тайным смотрителем великокняжеской библиотеки в 1000 книг! А что был Федька безродный жилец, так на это царь плевал с высокой колокольни своего деда, Ивана Великого…
Вы спросите, с чего Грозный приблизил сироту? А почему бы и нет? Во-первых, сословное звание «жилец московский» вполне допускало дворянскую службу, продвижение по карьерной лестнице вплоть до думских высот. Во-вторых, с кем еще царю оставалось водиться? Бояре у него все сплошь были сволочи, изменники, заговорщики. Если не в настоящем и прошедшем временах, то уж в будущем — точно. Порода боярская, принадлежность к великокняжескому роду, генетика, прозрачная до Александра Невского, Владимира Мономаха, Ярослава Мудрого, не давала благородным спать спокойно. Каждый мечтал ходить в шапке Мономаха. И, надо сказать, имел на это реальное право. Если, конечно, не дай Бог, царь Иван умрет, и детишки его безвременно скончаются в страшных корчах.
Короче, в боярах царь крепко сомневался и особо их к себе не подпускал. Особенно со спины.
Но без дружбы нам, русским людям никак нельзя! Такие уж мы общественные существа, охота нам с кем-нибудь делиться радостями и горестями, изливать грешную душу на троих.
И друзья у Грозного были.
Если выстроить эту «дружину» в ряд, получалась очень смешная компания. Ее центр составляли бывшие великокняжеские псари. Так уж вышло, что эти крепкие парни, не шибко благородного помета, спасли в юности великого князя Ивана, вывели на светлый путь — прямо к подножию дворцовой лестницы, на Красное крылечко. С тех пор царь Иван полюбил простых и верных людей. Жаловал он и Федю Смирного. Федя отвечал царю взаимностью, то есть, пропускал мимо уха страшные рассказы о кровожадности и сумасшествии царя, зажмуривался на реальные пытки и казни, служил государю словом и делом.
Вот и сегодня Федор читал книгу не от скуки и сытости, а по долгу службы. Книгу эту дал ему почитать лично царь Иван, — хотел получить авторитетное мнение, что за книга, почему такова, да зачем.
Книжку царю подбросил путешественник по святым местам купец Корней Перебакин. В книге описывались воспитательные казни при дворе турецкого султана Магомета. Еще там было наворочено много восточной ерунды, и Феде поручалось выделить из текста смысловое ядро.
Погода клонилась к вечеру, над Москвой разливалось весеннее золото, которого, — что там говорить, — в других странах вовек не увидишь! Федор отвлекся от чтения, достал из шкафа кусок пирога с севрюгой. Стал жевать, глядя в небо.