Книжный вор
Шрифт:
Другой мальчик — из малорослых и тощих, с косматой белой шевелюрой и кожей льдистого цвета — оглядел ее.
— Похоже, та.
Руди внес ясность:
— Она, она.
Андреас Шмайкль подошел, с задумчивым лицом оглядел девочку с ног до головы и наконец расплылся в щербатой улыбке:
— Классная работа, детка. — Он даже хлопнул ее по костлявой спине, попав на острый гребень лопатки. — Если б я сам его отделал, меня б высекли.
Артур переключился на Руди:
— А ты Джесси Оуэнз, да?
Руди кивнул.
— Ясно, — сказал Артур. — Дебил, но подходящий. Пошли.
Их приняли.
Когда дошли до сада, им кинули мешок на двоих. Артур Берг стискивал в руках собственный, джутовый. Он поворошил рукой свои мягкие волосы.
— Кто-нибудь из вас раньше воровал?
— Конечно, — заверил его Руди. — Все время. — Но прозвучало не очень убедительно.
Лизель выразилась точнее:
— Я украла две книги, — на что Артур Берг, рассмеялся, трижды коротко фыркнув. При этом его прыщи выстроились в новую фигуру.
— Книги не едят, моя лапочка.
Оттуда, где стояли, шайка рассматривала яблони, которые выстроились длинными коленчатыми рядами. Артур Берг отдавал приказы.
— Во-первых, — сказал он. — Не застревать на проволоке. Застрял — остался снаружи. Понятно? — Каждый кивнул или сказал «да». — Второе. Один на дереве, другой внизу. Кто-то должен подбирать. — Артур потер руки. Он упивался происходящим. — Третье. Увидел, что кто-то идет, — ори так, чтоб мертвый проснулся, — и все смываемся. Richtig?
— Richtig. — Ответил ему хор голосов.
Он подтолкнул ее к ограде, набросил на проволоку пустой мешок, они перелезли и побежали следом за остальными. Руди взобрался на ближайшее дерево и начал швырять вниз яблоки. Лизель стояла внизу и складывала их в мешок. Когда мешок наполнился, возникла следующая трудность.
— Как мы теперь полезем через ограду?
Ответ они получили, увидев, как Артур Берг карабкается как можно ближе к опорному столбу.
— Там проволока туже. — Руди показал на столб.
Он перекинул мешок, дал Лизель перебраться первой, плюхнулся по ту сторону рядом с ней, посреди яблок, раскатившихся из мешка.
Рядом, удивленно наблюдая, возвышались длинные ноги Артура Берга.
— Неплохо, — высадился к ним сверху его голос. — Совсем неплохо.
Когда вернулись на берег, в укромное место за деревьями, Артур забрал мешок и выдал Лизель с Руди дюжину яблок на двоих.
— Хорошо поработали, — подвел он итог на бегу.
В тот день, перед тем как разойтись по домам, Лизель с Руди за полчаса съели по шесть яблок на брата. Сначала оба подумывали угостить яблоками домашних, но здесь таилась существенная опасность. Их не особо влекла перспектива объяснять, откуда эти яблоки взялись. Лизель еще подумала, что могла бы выкрутиться, рассказав одному Папе, но ей не хотелось, чтобы он думал, будто взял на воспитание одержимую преступницу. Так что пришлось есть.
На берегу, где Лизель училась плавать, с яблоками и расправились. Непривычные к такой роскоши, они понимали, что их может стошнить.
Но ели все равно.
— Свинюха! — бранила ее вечером Роза. — С чего тебя так полощет?
— Может, с горохового супа? — предположила Лизель.
— Ну да, — отозвался Папа. Он опять стоял у окна, — Наверное, с него. Меня и самого что-то поташнивает.
— Кто тебя спрашивает, свинух? — Роза проворно обернулась к свинюхе, которую опять вырвало. — Ну? Что это такое? Что это, грязная ты свинья?
А Лизель?
Она не проговорилась.
Яблоки, довольно думала она. Яблоки — и ее вырвало третий раз, на счастье.
АРИЙСКАЯ ЛАВОЧНИЦА
Они стояли у лавки фрау Диллер, привалившись к беленой стене.
Во рту у Лизель Мемингер был леденец.
В глаза ей светило солнце.
Несмотря на все эти трудности, она еще была способна говорить и спорить.
В конце августа и лета они нашли на земле пфенниг. Полнейший восторг.
Он лежал наполовину втоптанный в грязь где-то на бельевом маршруте. Основательно поржавевшая монетка.
— О, смотри-ка!
Руди метнулся к монете. Волнение так и жгло их, пока они бежали обратно к фрау Диллер, даже не задумываясь о том, что та самая, нужная цена, возможно, больше, чем единственный пфенниг. Они влетели в лавку и замерли перед арийской лавочницей, под ее презрительным взглядом.
— Я жду, — сказала она.
Волосы у нее были зачесаны назад, а черное платье душило тело. Обрамленная фотография фюрера вела наблюдение.