Княгиня Ольга. Сокол над лесами
Шрифт:
– Да. Ты не можешь меня утешить. Только будет хуже.
Его объятия лишь оживят в ее памяти то счастье, какого она лишена.
Война в земле Деревской отняла мужей у них обоих – у Эльги и Предславы. Русы и древляне в короткий срок лишились своих князей, их жены остались вдовами, а дети – сиротами. Эльга после гибели Ингвара вдовеет уже полгода. Предславиному вдовству едва три месяца – и вот к ней в дверь уже стучится новая жизнь и, надо думать, более добрая доля, чем выпала в первый раз. Эльга желала счастья бывшей деревской княгине, но от мысли о нем щемило сердце. Никто не думал, что Эльга, еще не старая женщина, оставшись во главе огромной державы, остаток жизни проживет вдовой. Одни просто ждали, кого княгиня
Тот единственный, кто для нее много значил как мужчина, стоял в трех шагах, но был далек и недостижим, как солнце в небе. В глазах его она сейчас читала то же, что он не так давно сказал ей вслух. «Дай знать, когда передумаешь». Но подчиниться своему влечению к нему Эльга сейчас могла даже менее, чем при жизни Ингвара.
– Не знаю, как быть, – торопливым шагом Эльга прошлась по избе, вдоль длинной лавки, крытой тканым ковром. С усилием она отгоняла мысли о себе и старалась сосредоточиться на судьбе Предславы. – Если она выйдет за такого незнатного мужа, то мы уроним родовую честь, но зато избавимся от многих бед. Я не смогу заставить ее вдоветь до самой смерти – ей ведь едва за двадцать… двадцать два, мнится. Да, помню, у нее «краски» пошли перед тем, как ты от греков воротился, той самой осенью, а тому будет…
– Будет ровно десять лет.
Мистина ничего не добавил, но воздух между ними будто сгустился от воспоминаний, одинаково ярких для них обоих. Несущих и тоску, и отраду.
– Мужи нарочитые мне этого не простят, – Эльга замотала головой. – Они небось уже навострились к ней свататься, как срок подойдет. Ты веришь, что Алдан из любви ее хочет взять?
– Почему нет? – Мистина повел плечом. – Она красивая женщина, ее всякий хотел бы в жены. И Алдан ведь ее нашел в Искоростене. Он не такой дурак, чтобы лезть в огонь ради пяти гривен, которые Хакон обещал. Он полез ради нее, а это что-нибудь да значит.
– Тогда это наилучший выход. Отдать ее за высокородного человека невозможно. А с Алданом она и сама будет счастлива, и для нас не опасна. И дети ее вырастут детьми Алдана, а не Володислава деревского.
– Ее детям волю давать нельзя.
– Я и не дам. Пусть просто живут при ней, пока малы. Увидишь – она им еще братьев нарожает. И опять мы с тобой вдвоем будем отдавать ее замуж, – Эльга заставила себя улыбнуться.
– Нет-нет! – Мистина тряхнул головой. – Теперь при ней есть родной отец, и я больше не понадоблюсь. Пусть теперь у Олега наутро лоб трещит… Хотя, правду сказать, за Алдана я отдал бы ее с куда большей охотой, чем тогда отдавал за Володислава.
Эльга снова села; в мыслях ее прояснилось, лицо разгладилось, она уже готова была улыбнуться. Весеннее солнце лило лучи в отволоченное оконце, и при ярком свете ее глаза блестели, как зеленовато-серые самоцветы. Лишь глаза и того же цвета смарагды в ожерелье выделялись в ее облике, все прочее было белым: платье, хенгерок, шелковый убрус, обвивавший голову и шею. Без остатка растаяли снега той страшной зимы, когда русское войско шло по земле Деревской, разоряя веси и уводя жителей в полон в отместку за убийство Ингвара, князя киевского. Земля уже облеклась в зеленое платье новой юности, только в одеяниях Эльги, воплощенной силы и славы руси, задержалась зима. И грозила стать вечной.
– Если Олег будет против, его я не стану слушать! – с веселой решимостью заговорила она, будто не блестели на ее щеках остатки только что пролитых слез. – Предслава теперь не его, она моя! Он не ходил с нами Дерева воевать, и теперь его дочь и внуки – мои пленники, только я решаю, что с ними делать! Если Предслава и правда хочет Алдана, я и не подумаю ей мешать!
Эльга с вызовом взглянула на Мистину: она понимала, что ее решение возмутит очень многих. Но Мистина едва ли ее услышал: он смотрел на ее лицо, впитывая взглядом его красоту. Не может быть, чтобы эта женщина, понимая ценность чужого счастья, обрекла саму себя на вечную зиму. Ведь Эльга, хоть и приходится Предславе двоюродной бабкой, старше ее всего на восемь лет. Эта весна для нее тридцатая, да и этих лет никто ей не даст. Даже в белой вдовьей сряде, со следами слез на щеках она похожа на первый цветок среди тающего снега, подснежник, прохладный и свежий.
– Позовите Предславу, – княгиня взглянула на челядинку.
Предслава, знавшая о том, что Алдан пошел к Эльге, сидела в девичьей избе. Как ни хотелось ей узнать свою судьбу, она была в такой тревоге, в таком смущении, что в конце концов самому Мистине пришлось сходить и привести ее. Она вошла, едва ли не упираясь, с пылающим лицом. Не хуже других она понимала, какой шум и возмущение вызовет второй брак правнучки Олега Вещего, недавней деревской княгини; ее предки в северном заморье о таких делах говорили «скатиться с перины на солому». Но ее молодое, жаждущее жизни существо не могло долго томиться в печали. После восьми лет не слишком счастливого замужества и полного бед последнего года, после осады и падения Искоростеня, когда она и двое ее малых детей едва избежали гибели, ее неудержимо влекло к теплу души и тела, которое обещал ей рослый, сильный датчанин с добрыми глазами на лице умелого убийцы.
При виде нее Эльга лишь всплеснула руками, не находя слов. Высокая, голубоглазая и золотобровая Предслава была миловидна и привлекательна; в молодом крепком теле играла кровь, и любой честолюбец признал бы, что такая жена – счастье для мужа, каков бы ни был ее род.
– Моя родная! – стараясь справиться с собой, Эльга подошла к ней. – Что же ты мне не сказала, что уже хочешь снова замуж? Он правда тебе нравится? Ведь к тебе будут свататься куда знатнее женихи!
– Алдан правда мне нравится! – Предслава, с мольбой в глазах, взяла Эльгу за обе руки. – Еще тогда, когда они нас с жатвы увезли, я потом все о нем вспоминала… вот, думаю, дура я.
– Ты хорошо поразмыслила?
– Я не хочу размышлять! Я хочу, чтобы у меня был муж, который меня любит. Чтобы я могла ему верить и полагаться на него.
Ничего больше не сказав, Эльга обняла ее. Ужасно быть связанной с тем, кому не доверяешь, но у Предславы никогда прежде не было выбора. Родители обручили ее трехлетней девочкой; наступление ее женской зрелости стало целым делом меж Искоростенем и Киевом; два года русь и древляне торговались за нее, а потом она восемь лет прожила заложницей рода русского в чужом, враждебном племени, где не любил ее никто, даже мужнина семья. Так неужели сейчас, когда она таким страшным образом овдовела и едва не убралась вслед за нелюбимым супругом на тот свет, лишить ее права выбрать себе новую долю?
– Будь по-твоему, – Эльга вздохнула. – Я дам тебе приданое. Хочу, чтобы ты была счастлива… Не подведи меня!
Она разжала объятия и даже слегка оттолкнула Предславу; на глаза опять просились слезы, а как ей было объяснить, о чем они?
– Я не подведу, – Предслава взглянула на Эльгу с чувством вины и с благодарностью и еще с каким-то смутным ощущением, усиливавшим чувство вины.
В чем она должна не подвести – чтобы на Свенельдовом дворе без воеводы все шло хорошо? Для этого там Ута есть, жена Мистины, – при ней уже пятнадцать лет все идет хорошо. Или в том, чтобы все-таки найти счастье в новом браке, который многие сочтут безумием, а то и бесчестьем? Ей, единственной, кому судьба позволяет выбрать мужа по сердцу? Ведь в этом деле княжеская дочь куда менее свободна, чем простая девка-веснянка, выглядывающая себе парня на игрищах у реки.