Князь Арнаут
Шрифт:
«Раймунд, он был не так уж не прав... — мелькнуло в голове Людовика. — Чёрт бы взял его, этого старикашку! Проклятый Раймунд! Всё из-за него!»
Но более всего обескураживала короля мысль о том, что Алиенора прощалась с ним. К чему иначе все эти: ваши рыцари, ваше королевство? Будто это не её рыцари и не её королевство?!
— Я не знаю... — растерянно произнёс вдруг Луи. — Не знаю...
— Зато я знаю, — вкрадчивым голосом проговорила королева. — Знаю, какую цель преследовал этот клеветник. Этот шпион, подосланный князем неверных, на которого вам
Король резко поднял голову и внимательно уставился на супругу. Боже мой, какой обворожительной казалась она ему!
— Да, да, — продолжала королева почти шёпотом, — он понимал, что его власть неизбежно падёт под вашим победоносным мечом, а сам он, проклятый язычник, погибнет. Потому-то он в отчаянии и осмелился пойти на столь бесчестный трюк. Но у неверных ведь нет чести и благородства! Скажите мне, кто оклеветал меня, и мы убедимся в том, что я права! Скажите же, ваше величество! Мой милый король! Скажите, и вы облегчите свою душу...
Она сделал паузу и, бросив на супруга полный страсти взгляд, прошептала, кладя ему на плечи свои нежные и ласковые руки:
— Откройтесь, мой король. Откройтесь... и... я первая сделаю шаг вам навстречу. Простите меня, если я причинила вам боль, простите, я так страдаю при одной только мысли об этом...
Женщина умолкла, видя, что муж хочет сказать что-то. Она ожидала, что он сейчас заключит её в объятия и... назовёт имя.
И он назвал его.
— Я... — проговорил он, прижимая её к себе. — Я... я, любовь моя, был в тот день в саду. Кто-то прислал мне записку со слугой-отроком. Он же, этот мальчик, и проводил меня в сад через потайную калитку. Я не видел его с тех пор...
— Как его имя? — с той же интонацией, с которой произносила «мой король», спросила Алиенора. — Кто послал его?
— Не знаю, — прошептал Людовик, нетерпеливо теребя многочисленные завязки, чтобы расстегнуть пуговки платья королевы, — письмо было подписано только буквой...
— Какой же?! — воскликнула она, целуя супруга и помогая ему освобождаться от одежды.
— Там было только латинское «I», — бросил Людовик. — Какое значение это имеет теперь?!
— Никакого, мой властелин!
Людовик почувствовал призыв. Отчаявшись справиться с непослушным платьем, он бросил королеву на диван, задрав подол юбки, в нетерпении порвал завязки панталончиков и овладел Алиенорой, точно служанкой.
Весь тот вечер и всю ту ночь королева служила своему королю, с готовностью угождая, исполняя все его прихоти и находя в том какое-то особенное удовольствие. Страсть была такой, какой и должна была быть между двумя замечательными любовниками, в глубине души понимавшими, что этот раз — последний.
Это и вправду был последний раз.
Утром вся свита его величества короля Франции садилась на корабли.
Согласно правилам, супруги ехали на разных судах. Король и его ближняя дружина вместе с конями грузилась на норманнский юиссье, Алиеоноре с её фрейлинами и служанками предстояло подняться на галиот [44] .
Но прежде чем её царственная ножка коснулась просмолённых досок шаткой палубы поскрипывавшего оснасткой судна, из Акры в Триполи отплыла галера. Одному из пассажиров её надлежало сразу же по прибытии в столицу Заморского Лангедока не мешкая отправиться морем дальше, в Сен-Симеон, а если не случиться оказии, купить пару коней и скакать в Антиохию сушей.
44
Юиссье — военно-транспортные корабли, в силу своей конструкции они были очень удобны для перевозки коней,
В данном случае путь венценосной французской четы на родину оказался весьма непростым. Сицилийский морской дивизион, на кораблях которого они покидали Святую Землю, был вынужден прорываться в Италию с боями. Корабль, на котором ехала Алиенора, угодил в плен к византийцам. Правда, королеву немедленно вернули супругу с самыми горячими извинениями, но, как нетрудно догадаться, улучшению отношений между Парижем и Константинополем данный эпизод способствовать не мог.
В письме, которое вёз гонец, было всего несколько строчек: «Милый князь! Ищите I так же среди мужчин. Берегитесь его, он очень опасен. Никогда не забуду вас. Ваша N».
Ваша N! Каково?! Согласитесь, и в остроумии (впрочем, так же, как и в осторожности) этой замечательной во всех отношениях даме не откажешь! Имени убийцы лучшего из оруженосцев Раймунда Алиенора ему не назвала. К чему?
VIII
Фортуна, античная богиня, о существовании которой Ренольд и не подозревал, эта капризная дама, улыбавшаяся ему на протяжении почти целого года, вдруг резко отвернулась от молодого кельта.
А как хорошо всё шло!
Бальдуэн, конечно, как и полагалось лицу, называвшемуся в Иерусалимском государстве «primus inter pares», или первый среди равных, щедро вознаградил бедного пилигрима за подарок. Забияка из Шатийона купил жеребца и четырёх кобыл, так сказать, «на развод», не говоря уже о вьючных животных. Лошади и даже ослы продавались недёшево, скот, как всегда в походах, пострадал во время бездарного рейда на Дамаск ничуть не меньше людей.
Юный Бальдуэн велел грумам поместить животных, приобретённых новым вассалом (правда, формально присяги Ренольд ещё не принёс), в свои королевские конюшни в Иерусалиме, где наслаждался жизнью храбрый пилигрим.
Оставшийся в далёкой Антиохии, так и не получивший ни гроша от своего буйного постояльца и давно забытый им корчмарь Аршак не ошибся в своих прогнозах. После войны сработанные в Европе кольчуги, кольчужные чулки, шлемы, мечи и сёдла шли если и не по цене материала, из которого были сделаны, то продавались невиданно дёшево. Однако новые добрые доспехи работы восточных мастеров, славившихся своим искусством, стоили по-прежнему дорого. Именно такие и приобрёл себе Ренольд, а старую кольчугу и шлем подарил Ангеррану. Сеньор нет-нет, да подумывал, не озаботиться ли тем, чтобы произвести молочного брата в рыцари? Младший сын графа Годфруа Жьенского всё реже и реже вспоминал родную Францию и всё чаще и чаще подумывал о том, как бы обзавестись земельным наделом на Востоке. Жизнь тут нравилась ему.
Можно было жениться на наследнице какого-нибудь фьефа, даже на вдове. Не страшно, если невеста окажется не слишком хороша собой, главное, чтобы была здорова, чтобы родила хороших сыновей, которые со временем встанут на место отца. Сыновья, они надежда каждого мужчины. Не завидна участь вдовы или оставшейся единственной наследницей дочери умершего или павшего в битве барона: или в монастырь, или под венец с претендентом на отцовское добро. Иного пути нет. Землю держать может только мужчина, защитник, который в свой час выйдет с дружиной на зов короля или графа (кому уж служит). А сюзерену покойного родителя всё равно, если жених стар или уродлив. Что за беда?! Главное, доблесть и верность присяге, а там стерпится — слюбится.