Князь Барбашев
Шрифт:
Глубокая ночь накрыла город тёмным покрывалом. Над головой - россыпь звезд. Яркие, мерцающие, словно драгоценные камни. И молочно-белая полупрозрачная река Млечного Пути, которая разлилась, перечеркнув небосвод на две части. Полная луна, на которой даже с земли видны были странные рисунки, созданные рельефом ее поверхности, давала достаточно света. Но она же и мешала тем, для кого ночная тень - прибежище и спасение.
Это большинство горожан ночью предпочитают сладко спать в своих постелях, но жизнь-то в городе не замирает. А поскольку ночью обычно отдаленные звуки - будь то голоса людей, собачий лай или скрип дверей - слышны, будто они совсем рядом, то охотники, засевшие в засаду, старались шуметь как можно меньше. А попробуй, высиди без движения. Ночная прохлада уже давно превратилась в холодную сырость, и от холода челюсти засадников самопроизвольно начинали выбивать непонятно что. А ещё, блин, лето называется. Хотя какое лето, конец августа на дворе. Но
Андрей в Смоленске разместился в пустовавшем доме одного из тех смолян, кто предпочёл отъехать к королю и чувствовал себя в нём более чем комфортно. Что тут говорить, быт литвинов был ему более привычен. Правда, сначала в доме сделали наигенеральнейшую приборку, но... Но в сторону лирику, дело прежде всего. Скоро молодого боярчонка начнут искать, а значить к наместнику он должен прибыть уже с признаниями или...
Вот во второй вариант верить не хотелось, но если он всё же ошибся, или Ходыкин окажется несговорчивым, а то и вовсе помрёт при допросе, то придётся срочно инспирировать разбойное нападение. Типа, увы, столько ещё швали по городу шатается, и зачем только молодой господин один ночью по городу ходил? Но, как уже говорилось, верить хотелось в то, что литвин будет более благоразумным.
Подвал, в котором заперли Васько, был небольшим и освещался маслянной лампой. Впрочем, других узников тут не было, а для одного места было достаточно. Сам пленник сидел связанным на лавке, изо рта его торчал кляп. Глаза молодого человека сверкали гневом. Не привык, однако, к подобному отношению. Золотая молодёжь, что ещё говорить.
Вздохнув, Андрей подошёл к нему и со всей дури въехал кулаком в челюсть. Рухнувшего от удара пленника тут же усадили обратно.
– Это пану для того, чтобы он не тратил наше время глупыми рассказами про его родню и обещаниями за всё ответить и всех найти. Мы это всё и так не раз слыхали и знаем. Потому займёмся сразу делом. Всё просто: пан подался в заговорщики и теперь вынужден будет выбирать. Первое: он добровольно пишет всё, что знает о них и остаётся жив. Второе: он играет в партизана и всё рано нам всё рассказывает, но только даже если пан и останется жив, то явно калекой и не долго, только до петли. Ведь предателей не казнят, их вешают. Теперь я вас оставлю и надеюсь, что пан будет очень разумным человеком и сделает правильный выбор.
И Андрей, потирая саднящий кулак, направился к выходу из подвала, успев шепнуть остающемуся вести допрос Лукьяну:
– Не дай ему умереть...
Сказать, что Немой был зол, это не сказать ничего. Меряя широкими шагами горницу, он грозно сверлил очами племянника, словно желая прожечь в нём дырку взглядом.
– Ты понимаешь, что просишь? Ходыкины - первые люди города, а ты...
– Они замыслили заговор с целью сдать город литвинам. Дядя, твои люди ведь доносили о странном шевелении среди знатных смолян. А мои вскрыли сам гадючник. Ты же прочёл допросные листы, где Васько Ходыкин сознается, что привёз в город ответ от короля. А во главе всего этого стоит его дядя - епископ Варсонофий. И там ещё куча фамилий. Это измена, дядя. Хотя, что можно ожидать от предавшего. Только второе предательство. Зато ты теперь точно знаешь, кто твой враг и, когда литвин подойдёт к стенам, а он теперь точно подойдёт, ты не получишь удара в спину, - тут Андрей позволил себе заговорщецки усмехнуться: - Ну а имущество заговорщиков можно ведь и оприходовать. Вспомни, как разбогатели Захарьины, когда усмиряли Новгород.
Остановившийся посреди комнаты Шуйский пристально всмотрелся в племянника.
– Кхм, однако.
Он подошёл к столу, на котором лежали исписанные листы, и остановился. В задумчивости побарабанив пальцами по столешнице, наместник решительно тряхнул головой.
– Молодец, племяш. Зови сотника. Будем корчевать змеиное гнездо с корнем.
Андрей хищно улыбнулся. Только что он вывалил на свою голову проклятия всех русских историков-либералов будущего. Но, он действительно считал, что государь необдуманно легко обошёлся с захваченным городом. Его отец с Новгородом поступил умнее. Впрочем, и в той истории смоляне сами подсказали, что их зря не расселили по всей стране, как новгородцев, и Василию Ивановичу пришлось делать это уже позже, в ответ на заговор. А проклятья каких-то историков его абсолютно не волновали.
Блистая броней, подходило к Смоленску победоносное литовское войско. Ухали бубны, гудели трубы, реяли на ветру стяги. Шли налегке, далеко опередив
Далеко опередив верных шляхтичей, степенно ехал староста брацлавский, винницкий, звенигородский и луцкий, маршалок Волынской земли, каштелян виленский и гетман великий литовский князь Константин Острожский, оршанский победитель. Вот только не радостно было на душе у полководца, одолевали его тяжёлые думы. Из под Минска выходила с ним тридцатитысячная рать, а к Смоленску он привел лишь её пятую часть. И не было с ним осадной артиллерии, способной сокрушать стены, так что вся надежда была на смоленских заговорщиков, что обещали открыть перед ним ворота. И если это случится, то это будет величайший триумф в его карьере и достойное отомщение за Ведрошь. Разом разбить вражескую армию и отвоевать такую сильную крепость как Смоленск - мало кто из нынешних полководцев Литовской державы мог похвастаться подобным. А значить имя его, и без того известное в княжестве, могло ещё больше возвыситься. А его возвышение, это усиление русской партии и, пусть и постепенное, но усиление роли православной церкви в Литве, ведь сам он, будучи верным и преданным сыном её, всегда боролся за её интересы. И был истнинным врагом процесса окатоличивания литовских земель и шляхты. Ах, Витовт, Витовт, как мог ты не понять, что держава твоя держится на плечах православных русичей. Но в погоне за миражом короны, ты сделал свой выбор и вот держава твоя рушится, а московский князь отгрызает от неё один кусок за другим. Московский князь, который почти стал твоим подручником. Ирония судьбы или месть за отказ от веры отцов и дедов? Но православие ещё не умерло на землях Литвы и, даст бог, он, князь Острожский со товарищи ещё поднимет его и крест православный осенит измученные земли, возрождая былую славу литвинов. Кто помешает ему? Ему, победителю московских орд. Оставалось лишь взять Смоленск, а он уже близок и скоро будет точно ясно, пан или пропал. Потому как ежели ворота не откроют, то не с его силами осаждать крепость.
– Дивись, княже, - голос верного гайдука выдернул князя из его дум.
Не понимая, он оглянулся на говорившего и лишь потом обратился в ту сторону, куда тот указывал. Мда, зрелище было то ещё. Прямо на стенах и башнях крепости московитами были устроены виселицы, на которых раскачивались чьи-то тела. Поскольку было ещё достаточно далеко, то точно определить, кто там развешан было невозможно, но вот сердце немолодого уже воина сжалось в предчувствии катастрофы.
– Едем, - твердым голосом бросил он, вонзая шпоры в бока верного скакуна. Следом пришпорили коней и шляхтичи свиты.
К крепостным воротам князь подъехал примерно на выстрел пищали и остановил коня. Сердце гулко ухнуло. Вот и всё, не будет великого триумфа. Раскачиваясь на ветру, висели в петлях те, кто должен был открыть ворота. Причем висели они в нарядных шубах и кафтанах, у многих на шее были привешаны дорогие кубки и чаши. Это были подарки московского государя, жалованные им за сдачу города. Глядя на покойников, Острожский лишь усмехнулся:
– Вот она, божья кара за клятвопреступление. Нельзя разом двум господам служить, - он обернулся и приказал ехавшему следом гайдуку:
– Объяви им, пускай город добром сдают.
Гайдук тронул коня и, подъехав поближе к стене, сложил ладошки трубочкой и прокричал князево предложение. Со стены в ответ раздался залихватский свист, улюлюканье и смех, а потом кто-то густым басом прокричал ответ:
– Князь-наместник предлагает тебе, клятвопреступник Костька, сложить знамёна или уходить. Города тебе не взять, а за государевой помощью уже гонцы посланы.
Услыхав оскорбительные речи, Острожский побледнел от гнева. Таким вот незамысловатым способом Шуйский напомнил ему, что и сам он, Константин, выпущенный когда-то под честное слово из узилища, куда он попал после поражения под Ведрошью, обещал честно служить московскому государю, но при первом же удобном случае бежал в Литву.
– Мы это ещё посмотрим, - выплюнул он, поворачивая коня.
Что ж, он был профессионалом и прекрасно понимал, что с его силами взять Смоленск нереально. Но и уходить сразу, не солоно хлебавши, даже не попытавшись, он тоже не мог. В конце-то концов, в городе ещё куча людей и, как знать, может среди них есть ещё желающие вернуться под руку литовского государя. А значить садимся паны в осаду, и да поможет нам бог!
Да, неприятное это ощущение, находиться в осаждённом городе, даже если знаешь, что ничего плохого не случиться. Впрочем, ничто уже не могло лишить Андрея хорошего настроения. В последнее время жизнь его только радовала. Недели следствия, аресты всё новых и новых фигурантов остались давно позади, скорый, но справедливый суд успел вынести свой вердикт и дома заговорщиков наводнили целовальники, описывающие имущество подлежащих казни. Большая часть уходила на имя государя, но кое-что досталось и воеводам. А оценив, насколько это кое-что пополнило его личные закрома, Андрей буквально впал в эйфорию. Воистинну, год выдался удачным. Теперь не нужно было латать тришкин кафтан, выжимая последние соки из своего бюджета. Оставалось лишь отбиться от войск Острожского.