Князь Барбашин 3
Шрифт:
Наконец армада из девяти шхун, не встретив по пути никого, достигла пролива между Ньюфаундлендом и материком, который в этот раз не был забит льдом, и, подгоняемая течением, сходу форсировала его, оказавшись внутри более спокойного залива. И проследовала вдоль берега прямо до острова Медвежий, где и решила встать на днёвку в знакомой бухточке, в надежде пролить свет на судьбу "Аскольда". И не говорите, что уже год прошёл! На Груманте люди по два-три года бывает, живут, корабль потеряв. Так что всё в руках божьих.
Бухта встретила входящие корабли дымом костра. Густым дымом, словно кто-то специально подавал сигнал. К сожалению, поначалу даже в оптику было трудно рассмотреть, кто это был. Однако, когда якорь с "Богатыря" рухнул
Шлюпка с "Богатыря" обернулась довольно быстро, и вскоре аскольдовец предстал на палубе шхуны перед мореходами, буквально засыпавшими его вопросами. Отвечая им шутками и прибаутками, парень резво пробежал на ют и предстал перед Гридей, капитаном и другими начальными людьми, что собрались вокруг главного штурмана в надежде всё услышать из первых уст.
Рассказ поразил Гридю прямо в сердце. Вот так, они тут планируют, гадают, а парни просто берут и делают. И поселение организовали, и с местными задружились. А чёрный дым, это оказывается и правда был сигнал, но не для них, а для струга, что курсирует между берегами пролива в надежде перехватить идущую из Руси эскадру. Ай да Донат! Не растерялся в тяжкую годину. И людей спас, и корабль построить сумел. И даже женился!
Правда, брак их был как бы неправедный, всё же венчания-то не было, но этот вопрос можно было легко исправить, ведь на этот раз корабли, кроме поселенцев, везли и нескольких священников, специально отобранных для духовного подвига. Из тех, кто не по столичным монастырям в гору идёт, а по окраинам за дело радеет. И главным над ними был не кто-то чванливый, а прибывший по делам паствы в столицу Феодорит Кольский, что несколько лет вёл миссионерскую деятельность среди лопарей и, не смотря на яростное противодействие местных колдунов, смог привести к крещению часть тамошнего населения.
Вот и сейчас, стоявший рядом с Гридей Феодорит, услыхав про браки, тут же поинтересовался было ли венчание, а узнав, что не было, не стал анафемствовать, а просто произнёс, что грех, мол, невольный, а дело решаемое. Мудрый подвижник, хотя с князем у них был довольно трудный разговор, потому как тот был категорически против составления азбук для диких народцев. Причём выразился он крайне эмоционально и при этом малопонятно, сказав, что не стоит "разводить интернационализьм с интеллигентщиной и играть в Кирилла с Мефодием", а нужно сразу учить всех читать и писать по-русски, прививая племенам нужный нам "культурный код". Дальнейшая беседа их продлилась ещё несколько часов, но о чём там говорилось, Гридя уже не ведал. Зато в походе много общался с подвижником и уверился, что митрополит не зря выбрал того для крещения индейцев и окормления колонистов.
Прибытие струга робинзонов встретили радостными криками на всех кораблях эскадры. Затем был торжественный молебен, который на берегу отслужил отец Феодорит, а потом начался пир, на котором делились новостями, радовались за выживших, и пили за упокой душ погибших. Угомонились люди далеко за полночь. А на утро Гридя вызвал к себе слегка помятого Третьяка и стал внимательно знакомиться с его картами, иногда задавая уточняющие вопросы. Потом, взяв карандаш и линейку, стал исправлять главный портолан, по которому ходили корабли с Руси, старательно перенося очертания берегов и уже присвоенные названия. Третьяк, сидя у раскрытого окна, занавеску которого, выделанную из тонкого льна, трепал прохладный ветерок, всё порывался помочь, но его попытки постоянно отвергались насмешкой Григория о больной голове.
Так прошёл целый день незапланированной стоянки, и лишь на следующее утро длинный караван, ведомый более мелкосидящим стругом, начал движение в сторону реки Святого Лаврентия.
Когда
Устье реки на поверку оказалось столь широко, что больше напоминало фьорд, ведь плывя почти по середине, мореходы едва различали берега. Да и вода на пробу была больше солёной. Стаи уток и других водоплавающих кружили у островов и длинных отмелей. Потом внимательно разглядывавшие всё вокруг глаза мореходов углядели чуть поодаль что-то белое в воде. Сначала подумали, что это плавающий лёд, но непонятное явление всё приближалось, пока не оказалось со всех сторон от кораблей. И тогда выяснилось, что это просто шли белухи - маленькие киты, которые водятся в арктических водах. Белухи лениво всплывали, набирали воздух и опять погружались, порой возле самых шхун. Мореходы высыпали на палубу, любуясь непривычным зрелищем. Ещё бы, ведь белух было много, очень много. Возможно несколько сотен. Срочно вызванные со струга микмаки подтвердили, что явление это для местных вод не редкое, и что местные племена индейцев охотились на белуху, поражая её гарпуном, а потом добивая стрелами. Особенно в этом преуспели, конечно, ирокезы, но и инну с алгонкинами и микмаками им не сильно уступали в этом.
А потом берега стали постепенно сближаться. И тут заволновались индейцы на борту струга. Дело в том, что территория, которой формально владели микмаки, заканчивалась где-то в этих местах, а дальше шли земли племени ирокезов, которые доминировали на своей территории и не стеснялись тревожить своих соседей. Впрочем, сами микмаки звали это племя по их собственному обозначению - "хауденосауни", что означало "люди длинных домов". И Гридя не сразу сопоставил их с теми ирокезами, о которых столь много говорил ему князь.
Но от набегов этих самых ирокезов-хауденосауни страдали и алгонкины с аттикамеками, жившие на левом берегу реки, но за границами владений ирокезов (не стал Гридя ломать язык самоназванием индейцев, приняв версию своего работодателя), и абенаки с микмаками, жившие на правом. Да и пассамокводди, с которыми лично у их племени и был конфликт, тоже страдали от набегов ирокезов. И парням как-то не очень хотелось добровольно совать голову в пасть хищникам. Так что пришлось Гриде с Третьяком срочно успокаивать "своих" индейцев. И крепко задуматься.
Дело в том, что князь откуда-то знал примерный расклад сил в этих местах (причём задолго до того, как Гридя привёз первых индейцев) и прямо указывал, что колонистам нужно обязательно постараться сдружиться именно с ирокезами. Потому что жившие на Святом Лаврентии ирокезы - это лишь передовое племя сильного народа, живущего дальше по реке и на берегах Великих озёр, до которых русичам ещё только предстояло добраться. Но зато они самые воинственные в округе и обмолвился, что совершать ошибку франков русичам вовсе не стоит. Причём тут франки, Григорий так и не понял, но вот то, что ставку в новых землях князь желает сделать именно на ирокезов, уяснил крепко. И поначалу ему казалось, что сделать это будет просто, но теперь понимал, как глубоко он ошибался. Ведь у Компании неожиданно появилась готовая колония с дружественными аборигенами, которые, вот незадача, являются врагами тех, с кем русичам ещё только предстоит наладить отношения. И решать этот ребус предстоит ему, Григорию!
Решив не спешить, он велел приблизиться к левому берегу и встать на якорь в удобном месте. Им оказалась очень красивая, довольно низменная местность на берегу реки-притока. Здесь, на опушке леса уже стояли палатки индейцев, а у самого уреза воды сохли на солнце вытащенные кожаные и берестяные лодки. И если взрослое население встречало незваных гостей с настороженностью, то босые черноволосые малыши, носились по стойбищу с детской непосредственностью и были обаятельны и прелестны, как лесные зверьки.