Князь Барбашин 3
Шрифт:
– Однако юный Барбашин весьма учёный человек, - вновь не согласился Триволис.
– Я много общался с ним, и поверь, его знания вельми обширны. Даже в университете, где я когда-то обучался, он не затерялся бы и среди самых выдающихся профессоров. А его школа? Ваша беда, что не понимаете вы её сущности.
– И чем тебе старые школы плохи? Худо-бедно, но людей грамоте учат. Да и не надо их много. Вон от многого умничания в немецких землях который год нестроение идёт. Смерды супротив дворян встали. Куда мир катится.
– Вот умный ты человек,
– Грамотных людей нам весьма не хватает. А княжгородские школяры неплохи. Сам с ними работал, чай Лука не абы кто, а зять княжеский, выпросил себе нескольких в службу.
– Так что с того?
– раздражённо бросил Берсень.
– Или вот в них правда есть? Так нету. Ни в ком ныне правды нет, все искалились на Руси. Да и не только на Руси. У вас, в Цареграде, и вовсе басурмане сидят. Правда, по твоим, Максим, словам, они в дела церкви не лезут.
– То правда, османы патриарху не указывают.
– Вот, значит, есть ещё бог у вас. А наши же от патриаршего рукоположения по великокняжескому велению отказались, оттого государь в землеустройство монастырское руки пустил, а митрополит ему в том потакает, да за опальных людей нынче не вступается. Шемячича, почитай, по навету удела лишили, а ему хоть бы что!
– Но ведь и в узилище не бросили, - попробовал заступиться за митрополита Жаренный.
– А могли! Да и вотчины неплохие князю оставили.
– И что? Ты пойми, Фёдор, устои царства рушатся, и рушит их никто иной, а сам государь. Причём по своему изволению, а не по согласию думскому. Для чего тогда Дума нужна? Отец-то его людей жаловал, а сын упрям, встречи против себя не любит и тех, кто встречу ему говорит в опале держит. А ведь разумные люди недаром говорят, что та земля, что свои обычаи перестраивает, недолго стоит. И ведь как пришли сюда греки, так земля наша и замешалась. А до той-то поры в мире и тишине жила. Отцовым обычаем да дедовым словом! Нынче же в Русской земле нестроения идут, как в Цареграде ромейском. А теперь ещё и университет этот! Всё как Ромейской державе строится, но как бы нам по следам той державы не пойти.
– Не попустит того бог, - патетично воскликнул князь Холмский, до того не проронивший ни слова.
– Эх, Андрей Иванович, кабы не отвернулся бог от нас за то нестроение, - печально вздохнул подостывший Берсень.
– А то кричат нынче по всем закоулкам - Москва третий Рим, Москва третий Рим! А я так думаю, надобно митрополиту с цареградским патриархом мириться. А боярам да знатным людям стеной за старину вставать, пока устои ещё не порушены до основания.
– Помириться с царьградским патриархом было бы здорово. Да сдаётся мне, что Варлаам слаб для подобного, - тихо произнёс Жареный.
– Он без слова государя ничего делать не станет. Эх, вот Иосиф бы Волоцкий, - мечтательно закончил он.
– Да, Иосиф свою линию гнул до конца. Он бы и государя уговорил. Но нет его более, а лучших его учеников Варлаам в чёрном теле держит.
–
– удивился Холмский.
– Во всём хороша середина, - ответил за Беклемишева Триволис.
– И я идеям Нила Сорского приверженец был и есть. Негоже монастырским трудникам православных в крепи держать. Вот только нынче же, одержав победу, отходят церковные иерархи от заветов нестяжательских. И вот это-то и плохо...
– С другой стороны, - добавил Беклемишев, - опять не по-старине получается. Вот забрали земли у монастырей и что? Монаси, вместо того, чтобы бога за Русь молить, работают в поте лица своего. А кое-где и вовсе святые обители закрываться стали. И где нынче знатным старцам презрение искать, коли обители обидели?
– Да ладно тебе, Иван Никитич, - усмехнулся Триволис, - многие обители живут не хуже былых времён. Земли пашут, мёд да воск собирают, ткани ткут, артели нанимают.
– То суета земная, - отмахнулся бывший постельничий.
– Монаси же должны о горнем думать.
– То забота святых старцев, - не согласился Триволис.
– Вот преподобный Сергий, братию верно держал. К тому нынче и митрополит призывает.
– И всё одно, не по-старине деется, - продолжил гнуть своё Беклемишев.
– Ох, как бы нам не наплакаться с этими изменениями.
– Так делать-то что?
– воскликнул Холмский
– Встать всем заедино, да потребовать от государя вернуть дедовы обычаи.
– Встать то можно, вот только нельзя войти в одну воду дважды, - покачал головой Триволис.
– Ты, Максим, совсем запутался, - надулся Беклемишев.
– Нам надобно, чтоб как при дедах наших тишина да благодать на Русской земле стояла. Монаси бы бога за Русь молили, а смерды бы землю пахали. Дворяне ратной славы искали, а знатные же люди думу думали, да государю советовали. А тот бы не сам-третий у постели дела решал, а по приговору боярскому. Вот тогда бы, как писал древний книжник, зацвела бы земля Русская, светло светлая и украсно украшенная!
– А если не так?
– возмутился Холмский.
– Что, ежели возвращение старых порядков приведёт не к процветанию, а, наоборот, к краху? Вот при дедах ведь ни пушек, ни пищалей не было. Так что теперь, отказаться ото всего? Так вон, князь-то Барбашин пушками да пищалями рыцарей, в броню одетых, одною пехотой как кутят побил.
– А князь Олександр тех же рыцарей и без пушек как кутят в озере потопил, - тут же привёл свой пример Беклемишев.
– Но то справа ратная, а почто мужика-смерда аль купчишек к управлению княжеством тянуть? То не их дело! То дело людей знатных, кому право сие предками дадено, либо дворян, что опорой трону служат. Зачем все эти разговоры о земстве и прочем? Или суд в Новограде, где купец дворян судит. А далее что? Боярина к ответу поволокут?
– Ну, пред царём и законом все равны, - покачал головой Триволис.
– Как говорили ромейцы ещё первого Рима: закон строг, но это закон.