Князь Барбашин
Шрифт:
Наконец корабли обогнули большой остров и оказались в пределах прямой видимости от села-порта. Голосили во дворах петухи, рубленные из сосновых кряжей, почерневшие от времени избы подслеповато щурились волоковыми окошками на свет божий. Берег выглядел умиротворённо-беспечным и Лукаш даже поверил, что всё идёт хорошо, пока над большой избой не взлетела вверх сигнальная шутиха. Их заметили, и это было понятно, но вот то, что где-то дальше, в глубине леса взлетела вверх такая же шутиха, вернула капитану все недобрые мысли вспять.
А корабли уже стремительно подгребали к берегу. Лодки,
Лукаш зло сплюнул на песок. Русские их ждали и готовились, а значит, кто-то в славном городе Гданьске шпионил на этих схизматиков. А возможно это сделал и сам городской совет, решив таким образом покончить с проблемой. И это открытие стало весьма неприятным для королевского капера.
А бой, между тем, продолжался. Оставив часть парней осаждать местную фортецию, Джекелл велел остальным взламывать хранилища и выносить лучшее к берегу. Он уже понял, что помощь для осаждённых близка, а потому спешил поживиться хоть чем-то и скорее отступить обратно к морю, успев напоследок поджечь как можно больше.
Лодки, гружённые сверх всякой меры, засновали между берегом и кораблями, но сделать успели лишь один полноценный рейс, когда из-за леса выбежали чужие лучники. Прикрывшись наспех сбитыми щитами, они рассеялись в высокой траве и принялись осыпать корсаров косым и острым дождем стрел, позволяя остальному воинству изготовиться для атаки.
В холодных глазах Лукаша полыхнул блеск, а голос, отдававший приказания, словно приобрел дополнительную силу. Нет, он не воин, дабы встречать врага грудь на грудь. Он пришёл за хабаром, и умирать в честной схватке вовсе не собирался, хотя и понимал, что численно враг вряд ли больше полутора сотен его молодцов. Но эти молодцы, как и он, пришли сюда вовсе не умирать. Мёртвому ведь злотые не нужны! А если враг знал о нападении, то и речная рать вскоре должна подоспеть к месту боя. Он бы поступил так же, а считать противника глупей себя, Лукаш давно отучился.
И всё же покинуть берег удалось не всем. Часть корсаров, кому не хватило места в лодках, и кто не решился на небольшой заплыв, была прижата к урезу воды и полегла практически вся: пленных русские не брали. Да и понятно: огонь, закинутый на строения корсарскими стрелами, благодаря хорошему ветру, разгорался в пожар. Возможно, его и потушат, но какой-никакой ущерб они всё же русским нанесли. Хотя и жаль, что не удалось пограбить всласть, потому что будет очень хорошо, если совокупный доход от похода покроет хотя бы затраты на экспедицию. А быть должником у гданьских толстосумов Лукашу очень не хотелось.
Кстати, русская флотилия всё-таки догнала их, но под самый конец, когда перед глазами моряков уже раскинулся простор мелководного залива. И если на речных узкостях у них ещё и был шанс, то на морском просторе им уже ничего не светило. Хотя они и попытались.
В общем, к Сескару
Вечером прибывший на совет Павел Глазов в подробностях рассказал, как прошёл их рейд. Оказалось, что холькам повезло куда больше и их трюма теперь были наполнены самым разнообразным товаром, снятом не только с многочисленных русских бус и шнек, но и с пары датских кораблей, что попались им по-пути. Но кое-кому удалось всё-таки ускользнуть, вот они-то и навели на корсаров датскую эскадру, связываться с которой Глазов не стал.
Что ж, оценив улов, Джекелл повеселел: в должниках он точно не останется. А теперь предстояло попробовать перехватить русского посланника и его серебро…
Поход начался великолепно. Идя устойчивым бакштагом, "Аскольд" уверено оставлял за кормой милю за милей. Пиратскую Аэгну проскочили днём, успев разглядеть вдали несколько парусов любителей лёгкой наживы. Но догнать шхуну ревельцы не смогли и довольствовались лишь счастьем лицезреть её удаляющиеся паруса. Государев посланник, видимо, впервые попавший в море, живо интересовался всем увиденным, или, стоя на корме, с детской непосредственностью оглядывал горизонт через одолженную ему подзорную трубу.
Давно уже растаял в дымке за кормой остров Найсаар, "Аскольд", слегка кренясь на левый борт, шел в западном направлении под полными парусами. Дул устойчивый северо-восточный ветер, весьма редкий в это время года. Обычно в этих местах преобладали западные или юго-западные ветра, достигая наибольшей силы после полудня и утихая к ночи.
Вот и этой ночью ветер почти совсем стих, и корабль еле двигался во тьме, отчего на рассвете все ещё находился недалеко от острова Оденсхольм и выхода из пролива.
Андрей проснулся, едва отгремели склянки, возвестившие об очередной смене вахтенных, и озаботился непонятно чем вызванным креном. То ли ветер переменился, то ли корабль изменил курс. А потому, наскоро одевшись, он поднялся на палубу, чтобы узнать у Доната, что произошло.
Утренний ветер нес с собой приятную прохладу и быстро согнал с князя остатки сна. С удовольствием вдохнув полной грудью свежий морской воздух, Андрей огляделся. С убранным фор-марселем (вторым на первой по-новому) и значительным креном на левый борт "Аскольд" бороздил волны, держа курс на запад-юго-запад. Значит, всё же произошла смена курса. И раз его не разбудили, то посчитали причину поворота несущественной. Что ж, он сам вбивал в вахтенных определённую самостоятельность. А то знавал он командиров, с которыми каждый манёвр нужно было доложить и согласовать.