Князь Барбашин
Шрифт:
Но корабли уже ударились друг о друга с резким стуком, и жаждущая крови толпа повалила на палубу русского судна, оставив на "Лебеде" лишь немногочисленных лучников. Их натиск был столь неудержим, что они разом завладели шкафутом, разделив обороняющихся на два отдельных отряда. Несколько человек с ловкостью обезьяны полезли было наверх, к вороньему гнезду, но картечные выстрелы оттуда быстро сбросили их вниз, заодно охладив головы тем, кто хотел последовать их примеру. И всё же, казалось, победа неумолимо клонилась в сторону поляков, просто нужно совсем немного ещё чуть-чуть дожать и Столле, дико взревев и размахивая мечом, повёл своих людей на последний штурм. Следуя примеру своего капитана, те с удвоенным жаром накинулись на русских. Однако последние, словно по команде, разом отхлынули на корму, оставив перед собой жидкий ряд бойцов, державших в руках короткие мушкеты с расширенным на конце дулом и дымящимися
И теперь уже русские кинулись в атаку. И их напор ошеломляюще подействовал на гданьчан, только что ликовавших по случаю близкой победы. И всё же бой ещё далеко не кончился. Поляки упорно сопротивлялись, прекрасно видя, что они численно превосходят противника, а у русских просто не было времени быстро перезарядить их дьявольские ружья. Теперь всё решала сталь и умение бойцов действовать сообща, ведь любая схватка это не благородный поединок один на один и тут, пока ты готовишься ударить одного, двое других могут вполне успеть проткнуть тебя самого.
Обе команды дрались с безумной храбростью людей, знающих, что им некуда отступать и что они должны либо победить, либо погибнуть.
Неожиданно абордажники, что сражались на баке "Новика", стали с криком перескакивать на носовую часть "Гданьского лебедя". Поначалу Столле подумал, что так те собираются просто избежать смерти от его людей, но потом вдруг сообразил, что там, на баке, были размещены такие же вертлюжные пушки, что и на этом проклятом русском капере. Причём заряженные пушки, возле которых никого не было. Лучники, взяв свою долю смертей, теперь быстро изрубались русскими, часть из которых кинулась наводить орудия на его людей. Проклятье! Пусть там не картечь, но Винсент нутром чувствовал, что бой завис в неустойчивом равновесии и любое действие может толкнуть чашу весов на любую сторону. Нет, его люди, руководимые помощником, уже мчались следом за русскими, но те, встав грудью на их пути, упорно не пускали их к тем, кто занимался пушками. А потом грянул залп…
Но прозвучал он не с бака, а сверху. Это тамошние стрелки, воспользовавшись тем, что лучникам стало не до них, перезарядили свои железяки, и вот теперь горячая картечь с противным чмоканьем вспорола палубный настил и тела тех, кому не повезло оказаться у неё на пути. И только потом бухнули пушки с бака его собственного судна. Однако их залп просто затерялся в том уроне, что причинила до того картечь. Похоже, он ошибся с моментом, и теперь бой стремительно катился к его поражению. Его людей теснили повсюду, и даже отступление на свой корабль вряд ли уже поможет. Что ж, осталось показать, как умеют помирать истинные католики!
Да, давненько у людей князя не было столь славной и столь долгой битвы. И ведь даже когда сама рубка окончилась, бой ещё продолжался. Чуть в стороне сцепились в смертельных объятиях "Святой Николай" и "Морская невеста" и люди Гриди жертвуя собой не дали чужакам прийти на помощь тем, кто рубился на палубе "Новика". Так что теперь уже "Новику" предстояло вернуть долг товарищества. А потому, пока мореходы занимались парусами и распутывали снасти, Андрей приказал воинам вытащить или обрубить все крюки, чтобы освободить шхуну от захваченного корабля.
На помощь они прибыли очень вовремя. К тому времени, как абордажные крючья полетели на "Морскую невесту", лишь небольшая кучка русичей всё ещё оборонялась на корме "Святого Николая", готовясь задорого продать свои жизни. Однако картечь из вертлюжных фальконетов и мушкетонов, и последующий слитный удар десятков клинков быстро расставили всё по своим местам.
И этот бой остался за ними, но как же дорого он дался…
Когда подсчитали потери, Андрей был готов утопиться с тоски. И утопился… в вине. Потому как из шести десятков бойцов у него осталось два, причём не раненых можно было пересчитать по пальцам. Но самые главные потери были среди командного состава и пушкарей. Потому как это были те самые кадры, которые быстро восполнить не было никакой возможности. Тяжёлое ранение получил Гридя, щеголял свежей повязкой на голове главный канонир Охрим. Да и сам Андрей был туго перебинтован, потому как получил трещину в рёбрах (а может и перелом, кто это без рентгена скажет). Корабельные знахари с ног валились, стараясь помочь всем пострадавшим. Как не хватало сейчас его Мишука, но тот оставлен был в вотчине, приглядеть за здоровьем жены и дочери.
Больше всего Андрей злился на себя. Что сказать: расслабился ты князинька. Забылся, или бессмертным
Всю неделю, что он провёл лёжа на перинах (прихваченных по случаю с какого-то купца), Андрей то корил себя за несдержанность, то строил планы по дальнейшему развитию ситуации. А его люди наводили порядок в поселении и на кораблях. Вот, кстати, тоже вырисовалась проблема. Похоже, Андреевское (ну так по скромному обозвали деревеньку на самочинно захваченном острове) требовалось укреплять куда основательнее, чем делали до того. Форт что ли поставить вместо нынешнего палисада, да и пушки покрупнее подвезти. Ну и людей, конечно. С последним, кстати, потихоньку начинались проблемы. Рабочих рук всё больше не хватало, хотя Русь ещё не подверглась напасти Малого ледникового периода середины-конца 16 столетия, и была куда многолюднее, чем даже в конце правления династии рюриковичей. Но кадровый голод ощущался уже сейчас и чем больше росли аппетиты князя, тем меньше было людей. А потому даже давно продуманный вертикально интегрированный судостроительный холдинг всё никак не складывался до конца. Да, приобрели уже небольшую канатную мастерскую, но до превращения её в канатную мануфактуру, что позволило бы со временем резко сбить цены на корабельные канаты и захватить для начала свой рынок, было ещё очень далеко. И так во всём.
Вот и по островному поселению. Да, воспользовавшись тем, что от избытка влаги прошлый год выдался голодным, его вербовщики, носившиеся по всей Руси, сумели подрядить почти сотню мужиков. Вот только практически все они были направленны в его камскую вочтину, развитию которой придавалось самое большое внимание. И небольшая часть была посажена в романовских владениях, под строгий надзор жены. А ведь у него из-за войны буквально простаивали смоленские наделы, "честно проданные" ему Ходыкиным. А они могли стать главным поставщиком пеньки для той же канатной мастерской. Так до острова ли тут? Да и снабжение островитян при увеличении населения может вылететь для него в копеечку. Потому как земли те де-юре не российские, а бесхозные и Андреем самозахваченные (никто ведь так на остров прямых прав и не предъявил, а население ещё буквально недавно жило на нём лишь наездами, да и были это, в основном, рыбаки с финского берега). Свои-то там только рыба да грибы с ягодами. Ну и то, что жители на огородиках посадить успели. Ах да, были ещё овцы, снабжавшие островитян молоком. Но то, что хорошо для нескольких десятков, явно недостаточно для нескольких сотен.
Да, идущая война сильно уронила цены на холопов и этим тоже активно пользовались, но заселять холопами остров не хотелось: слишком близко тут было до чужих берегов. Это с Камы-реки бежать далеко, а тут взял лодочку и всё…
Ну и увлечение рабами может привести к обратному результату, ведь как учили его ещё в школе переизбыток дешёвого рабского труда дестимулирует технический прогресс. Имея возможность привлекать дешёвую рабочую силу, их хозяева теряют стимулы к техническому перевооружению и созданию высокотехнологичных производств. А оно ему надо? Нет, конечно, дешёвые рабочие руки лишними никогда не будут, а потому холопами пользовались, пользуются и пользоваться будут. Но уже сейчас Андрей подумывал, как бы сделать так, чтобы со временем его холопы стали лично свободными и при этом не разбежались кто, куда на законном основании. Ведь в основе его производств должен лежать прогресс.