Князь Диодор
Шрифт:
– Гвардейцы не нужны, государь. Разумеется, мы подчиняемся.
30
Все же дормез был отличный, правда, скрипеть он начинал все сильнее, и Стырь, дурья башка, никак не мог этот раздражающий скрип убрать, хотя смазывал оси и всякие железки чуть не на каждом постоялом дворе, где они останавливались, но пока безрезультатно. Но экипаж все же ехал, и дорога опять стелилась впереди, вызывая и возбуждение, и дремоту – одновременно.
Однако не гнали, князь Диодор сколько-то торопил всех, пока не выехали за пределы Парского королевства, но потом обмяк, стал вялым, спал чуть не сутками,
Впрочем, поначалу все помалкивали, действительно, даже пробовали не смотреть друг на друга лишний раз, что в тесноте было не всегда сподручно, но все же, все же… Постепенно это затишье прошло, и как прежде маг начал подкупать какие-то листки на рынках с местными известиями, и были они такими разнообразными, что и батюшка к ним пристрастился. Дерпен же где-то у Магетбура купил себе флягу настоящего шнапса, выпил чуть не половину, и тоже попробовал спать, как князь, а водку отдал Стырю. Еще он чистил теперь оружие, да так рьяно, что даже жалко становилось и все те клинки, которые он со звоном драил, и пистолеты, которые разбирал-собирал чуть не до винтика, каждый из этих винтиков едва не полируя. В общем, каждый занялся своим делом, но по-прежнему все больше молчком.
Лишь иногда по утрам ругали постоялые дворы, на которых останавливались, хотя и ругали-то, скорее, по привычке, или от безделья, чем за что-то настоящее, все понимали, что окажутся скоро в своих имперских землях, и там придорожные трактиры, где придется останавливаться, будут вовсе похуже.
Так проехали почти все земли малых макебуртских владений, где едва ли не каждый барон мнил себя владыкой в своих пределах не менее, чем какой-нибудь настоящий падишах или король. Два или три раза даже возникало нечто вроде недоразумений с подорожными, то есть, стражники недоверчиво перебирали бумаги, на этот раз, к сожалению, не имперские, а всего-то из парских канцелярий, щурились и требовали еще какую-то дополнительную мзду, но вот на это у них денег уже осталось немного, и потому проезжать приходилось все же доказывая, что они – не просто так, а хоть и малое, но посольство. Лишь иногда, на крайний случай, Густибус, который привык уже объясняться со стражниками, выкладывал последний козырь – они ездили в Парс по распоряжению Тайного Приказа Империи. Тогда от них отставали, связываться с этим учреждением никто по-настоящему не хотел и пробовать, все равно это было бы и бесполезно, а в случае серьезных неурядиц, могло обернуться плохо для самих дорожных архаровцев.
Потом пошли уже земли довольно обширных королевств восточных макебуртов, сильно размешанные, как их называли, малыми руквацкими племенами – серпенами, венетами, чехами и варукинами. Тут на дорогах уже было неспокойно, приходилось даже выспрашивать о попутных купеческих караванах, которых оказалось так мало, что князь велел сместиться на север, к западным границам Полонских земель. Так и сделали.
И оказались они где-то в восточной Помрани, довольно любопытной стране, где обитали и пруты, одно из малых макебуртских племен, и полонцев уже было чуть не до трети населения, и собственно, помранцы, составлявшие местную земельную и служивую знать. И говорили здесь на такой смеси макебурта и полонщины, что проще было переходить на рукву, которую, конечно, знали многие даже на постоялых дворах, хотя и корявили ее так, что иной раз и Стырь ни слова не понимал.
Дороги тоже стали ухабистыми и неухоженными, конечно же далеко не везде брусчатыми, а просто
Так наступил один из дней, которые бывают, когда внешне неожиданно, но совершенно закономерно, только по глубинным каким-то причинам, все или многое разом вдруг меняется. И началось-то это неожиданно, как подобные штуки частенько и происходят. Дормез притормозил, и в заднюю дверцу, дыша холодом и ветром от гонки, ввалился Стырь. Он подустал и был мокрым, частенько обтирал лицо, а может, потому-то обтирал, что только что на обочине хорошенько умылся снегом.
Он посидел на своем привычном месте, у дверки дормеза, пересел к печке, подкинул пару полешков, и скинул свою шубу, в которой обычно сидел на козлах. Потом осмотрел всех и твердо произнес:
– Ох, говорил я князюшке, не стоит брать с собой этого Крепа, мальчишка же совсем, силенок у него не хватает, чтобы форейторствовать по-толковому.
Батюшка, который читал какие-то из купленных Густибусом в последнем городке листов, поднял голову, поправил свои очечки, сказал спокойно, даже сонно:
– Собирались поспешно, Стырь, не до разговоров было, и не до споров с тобой… Может, потому князь и уступил.
– Кому ж, уступил, батюшка? Я же противился, – продолжил Стырь. – Опять же, говорил, на конях он сидит неловко.
– Крепа тебе поручили, – неожиданно прогудел Дерпен, не отрываясь от созерцания чего-то за окошком, не оборачиваясь. – Тебе его и школить.
– Да как же его?.. На конях с измальства сидеть нужно, а он городской, – почти с отчаянием заявил Стырь. – Я и так, когда еще на козлы местных парских раздобывать удавалось, на князева Самвела садился, а его на твоего Табаска громоздил. Пробовал показывать, что и как делается, а он…
– Видать, плохо показывал, – вздохнул Густибус, тоже отрываясь от какого-то чтения.
Хотя читать он в последнее время что-то мало стал, все больше писал нечто в нетолстую, забранную в клеенку дорожную тетрадку, которую купил где-то по случаю. Хотя с письмом у него и трудности были, потому что чернильницу-невыливайку еще можно было согреть на груди, на шнуре, специально для этого в нее вдетом, а вот когда чернила на пере застывали, тогда уж писать становилось невозможно, и оставалось только перо очинить по-новому.
Маг с неудовольствием стянул через голову свою чернильницу, сунул ее поближе к печке, и почти свирепо уставился на Стыря, словно тот был виноват, что в дормезе такой холод стоял, который их слабенькая печка одолеть не могла.
– Показывал, как надо, – твердо отозвался Стырь, – а то, что он неумелый, так я в том не виноват.
Князь Диодор вдруг зашевелился, обтер лицо ладонями и сел прямее.
– Не виноват, Стырь, – кивнул он. – Только я, как вспомню, как Креп просил нас его с собой захватить, так и не жалею ничуть. Все ж, помощник тебе, какой ни на есть. – Он помолчал. – А силенки к нему придут, и навыки появятся, и очень скоро, оглянуться не успеешь, уже не ты его обучать форейторству станешь, а он будет тебе высказывать, что ты не так делаешь. Дай только срок.