Князь Диодор
Шрифт:
– Дело вот в чем, – королевский маг Парса еще разок с сомнением осмотрел другую колбу, где дым, охлаждаемый водой, журчащей так сильно, что даже некоторые трубки тряслись, оседал в очень плотную, маслянистую жидкость, и продолжил. – У Морштока осталась вдова, когда его убили, она его похоронила и отправилась то ли за утешением, то ли для улаживания каких-то имущественных дел в деревню, в имение Морштока. Потом она еще получила некие известия, что у ее матушки, живущей, примерно, в той же стороне нашего королевства, что-то разладилось со здоровьем, и она к ней тоже заехала… В общем, не было ее тут, в Парсе едва ли не два месяца.
Только сейчас князь понял, что юнец, читающий древний трактат, не умолкал ни на
– Даль-Шем, проследи за конденсацией. А ты, – он повернулся к юноше, – можешь больше не читать, все у нас и так уже – или получилось, или совсем не получилось, сколько бы ты ни читал. – Он повернулся к князю сотоварищи. – Тут, в городе она оставила одного из вернейших своих слуг, чтобы он присматривал за домом. Когда вернулась, следов от этого весьма доверенного старичка не было никаких, а все в их доме оказалось перевернуто вверх дном. Не поленились даже некоторые из несущих балок дома просверлить, выискивая тайник. Из стен были выбиты кирпичи, а уж что касается сундуков, ларей и рабочего стола Морштока – то они годились разве что на растопку камина, или как говорят у вас на рукве – на лутщины… Да, так говорят?
– То есть, их расщепили до лучин? – князь вымолвил слово правильно, чтобы Оприс не сомневался, что его поняли.
– Что-то эти люди, которые перевернули дом бедняги-Морштока, искали, причем так тщательно и старательно, что не пропустили… Ни одной возможности.
– И судя по всему, не нашли? – спросил князь. – Иначе свой обыск где-нибудь бы да закончили?
– Я узнал об этом три дня назад. Вдова сама пришла ко мне, в слезах, расстроенная, чего-то она там лишилась, что-то у нее украли, как водится, из драгоценностей или вещей мужа, что она хотела бы сохранить. – Королевский маг посуровел. – Но эти взломщики не обратили внимания на три зеркала, которые в доме имелись. Причем, одно было в кабинете Морштока, хотя что оно там делало, я понятия не имею, просто придумать не могу, зачем полицейскому иметь в кабинете зеркало. Чтобы любоваться на себя, что ли?.. Вон оно лежит, – Оприс небрежно кивнул в сторону тяжелого, старого, венетской работы стекла, плоско лежащего на невысоких чурбаках под слеповатыми окошками. – А зеркала, как известно, могут быть отличным отображением… В нашем случае, тех, кто рылся в кабинете моего покойного ныне подчиненного.
– Виконт Тамберсил, – едва ли не торжественно обратился князь, – я не совсем понял твой рассказ. Вдова точно не знает, что искали в ее доме?
– В этом я уверен, – сказал сьер Оприс, обменявшись сложным взглядом со своим помощником с хвостиком, – ее допросили… вернее, расспрашивали, конечно, очень тщательно, и с использованием таких штук, что я уверен – лгать она не могла. Нет, конечно, все были с ней обходительны, но… Она женщина не слишком вникавшая в дела своего мужа, единственным ее достоинством и было, что она любила его, да и поныне любит… Но с женщинами такое случается сплошь и рядом.
– И то, что искали неизвестные взломщики у Морштока, им не досталось? – продолжал гнуть свое князь.
– В этом я тоже уверен… В той мере, разумеется, в какой вообще можно быть уверенным хоть в чем-либо в нашем мире. – Он снова повернулся к своему прибору. – Полагаю, искали они документы Морштока, которые я передал тебе. Ты их изучил?
– Да, но пока никаких выводов не… добился, – вздохнул князь Диодор.
– Жаль. Впрочем, это сейчас не слишком важно. А важно вот что, если мой опыт прикладной магии получится, мы увидим этих людей, которые ломали стол Морштока. И если сумеем рассмотреть их лица, неизбежно отражаемые этим зеркалом, тогда… Да, тогда мы сумеем их взять и вызнать
– Если узнаем их, – глуховато пробурчал помощник Оприса.
– Да, если узнаем, – согласился королевский маг, – но в этом-то у меня сомнения нет. Не так уж много доверенных слуг у тех… Кто мог задумать этот обыск, чтобы… Впрочем, посмотрим, ждать уже нечего. Приступим.
Он осторожно снял с огня выкипевшую почти досуха колбу, что-то бормоча, возможно, заклинания, а может быть, и молитвы, произнесенные такой скороговоркой, что ни одного слова князь не разобрал. Подержал ее в своих тонких, умелых, хотя и грязноватых пальцах, взболтал охлажденную из дыма маслянистую жидкость, изучающе высматривая что-то в ее глубине.
Дошел до зеркала и приказал:
– А теперь, смотрите все. Особенно, прошу ничего не упустить тебя, мэтр Густибус. Ты же не просто так получал свои магические дипломы, должен уметь… – Далее опять пошла какая-то ученая тарабарщина, и князь послушно встал у основания зеркала, которое довольно легко было определить по чуть большим пятнам грязи на стекле и отслоившейся амальгаме. А Оприс тем временем продолжал. – Зеркало хорошее, хотя и содержалось не вполне аккуратно. Прошу учесть, что оно может показать и прежние какие-нибудь виды или людей, которые оказывались перед ним за много лет до интересующего нас времени. Поэтому следите очень внимательно, думаю, вы поймете, что нам следует увидеть в нем… После сравним наши видения.
Они все вшестером, включая и мальчишку, отложившего книгу, которую его попросил не читать Оприс, расположились перед зеркалом, королевский маг что-то еще побормотал себе под нос почти неслышно, причем, как заметил князь, что-то шептал и похожий на крыску помощник, и тоненькой струйкой вылил жидкость на стекло. Она тяжело, медленно и беззвучно растекалась в разные стороны чуть мутноватыми язычками.
И почти тотчас поверхность зеркала изменилась. До этого она, освещенная серым светом из окон и множеством свечей, показывала лишь потолок магической лаборатории, высокий, темный, в трещинах и потеках грязи, в пятнах копоти от факелов и со вспученными кусками отслоившейся штукатурки. А теперь же…
Князь мог бы поклясться, что теперь она показывала окно, за которым неслышно покачивалось дерево, кажется, обыкновенный вяз. И кто-то перед этим окном проходил размытой, неясной, полупрозрачной тенью, почти каждый раз в другом обличье – то со шляпой на голове, то в плаще, который тяжело обливал эту неясную фигуру… Но рост этой фигуры не менялся, по-видимому, это был один и тот же человек. Потом зеркало потемнело, и стало ясно, что на столе, который тоже каким-то образом угадывался в видении, вызванном магической жидкостью, горят свечи, а окно было почти неразличимо за ними и определенно темным… Человек в длинном парике сидел и что-то писал за этим столом, но лицо его рассмотреть было невозможно… И вдруг все кончилось. Зеркало совершенно определенно показывало разгромленный кабинет, стол теперь лежал кучей неопрятных деревянных чурок и обломков, вяз за окном был голым и унылым, а свет, поднимающийся, казалось, из глубины зеркала, медленно угасал, уступая свету тех свечей, которые горели вокруг него здесь и сейчас, в этой вот потайной, подземной комнате.
– Жаль, – чуть резковато произнес Оприс Тамберсил. – Я рассчитывал, что выявление видимостей будет длиться подольше. Но… Впрочем, пусть сначала каждый выскажет, что он заметил, на что обратил внимание.
Начал Атеном, он увидел лишь лицо Морштока, Густибус сразу же подтвердил, что видел то же, но еще… служанку, несомненно, служанку, которая наводила в кабинете, в комнате, которую он тоже рассмотрел, порядок, смахивая пыль, иногда отмывая полы, иногда переставляя что-то на столе, по всей видимости, писчие принадлежности. Князь сказал об окне, дереве и бледной тени, как ему показалось, хозяина кабинета.