Князь из десантуры
Шрифт:
– Всё будет, – задумчиво повторил Дыров. – Всё, кроме счастья и любви.
К вечеру над посёлком нагнало фиолетовые, беременные влагой тучи. Такие низкие, что казалось: сейчас они распорют себе брюхо о трубу поселковой ГРЭС и вывалят тонны воды на пересохшую от жары землю. Было душно, вдалеке погромыхивало.
Асс и Дыров, поддерживая друг друга, выбрались на крыльцо «Лебёдушки».
– Хорошие у нас бойцы, дицилипри… диспиц… Хорошие, короче, – заметил Дыров. – Так никто и не пришёл в кафе-то.
– Это да, – согласился капитан, – молодцы. А всё почему? Потому как воспитываем. И-и-и… И в том числе личным примером.
– Пример-то у нас Медведев. Пример-министр-р-р, – невпопад вставил лейтенант. И пошёл, шатаясь, к «уазику».
– Погодь! – остановил его ротный. – Погодь, пьяными не поедем. Нельзя за руль пьяными. Пошли пешком, тут пара километров.
– А и пошли, – легко согласился Дыров, – проветримся заодно. Только под грозу бы не попасть. Вот так срежем, – и рубанул воздух ладонью, показывая направление.
– Правильно показываешь? – засомневался Асс. – Не заблудить бы.
– Блуд – это грех, – заметил Дыров, – с блудом у меня напряжёнка. Не любят меня, сучки. Хотя вот если скажем, например, про эту буфетчицу…
– Я говорю – дорогу-то найдём? – вернул на землю приятеля ротный.
– Конечно! – твёрдо сказал лейтенант. – Там же ориентир. Каменная баба на пригорке. До неё доберёмся, а потом направо – и в лагерь. Мимо бабы не пройдём.
– Ты, как чуток выпьешь, так мимо ни одной бабы не пройдёшь, – осуждающе покачал головой ротный. – Ладно, двинулись.
Офицеры повернулись в нужном направлении и целеустремлённо пошагали в степь. Капитан шёл молча, мерил степь длинными лосиными ногами. Дыров бултыхался позади, сипел прокуренными лёгкими.
Поднялись на пригорок с каменным истуканом, остановились отдышаться. Капитан положил руку на статую и тут же отдёрнул – камень показался неожиданно холодным.
Над головой грохнуло, яркий ветвистый шрам молнии распорол небо. И, словно отвечая ему, сиреневым засветилась каменная баба.
Пронзительный свет вспыхнул, выжигая глаза. Что-то испуганно прокричал Дыров. Капитан почувствовал, как его закручивает спиралью, отрывает от земли и швыряет в дышащее обжигающим холодом сияющее облако.
Димка вскрикнул, расстегнул куртку, посмотрел на грудь: татуировку над сердцем будто жгло огнём. Показалось даже, что изображённая на фоне солнечного диска кобра зашевелилась, свиваясь в тугие кольца перед прыжком. Осторожно потрогал кожу, успокоился – показалось.
Ярилов вышел из лагеря, когда стемнело. В кафе «Лебёдушка» можно было достать водку круглосуточно, а ночь гарантировала от неприятностей с командованием.
Димка торопился, боясь попасть под дождь – в небе громыхало всё чаще, и уже несколько раз били крупные молнии. Цикады в траве притихли, зато ветер набирал силу, наваливался рывками.
Ночь обрушилась сразу, как обычно бывает в этих краях. Из-за плотных туч не было видно луны и звёзд, и темень стала вязкой, словно кисель из чёрных чернил.
Дима уже пожалел, что не пошёл по дороге – в такой темноте в степи недолго было и заплутать. Шагал осторожно, боясь влететь в какую-нибудь канаву, но всё равно не уберёгся. Споткнулся о невидимый камень, упал на бок, больно ударившись. Поднялся, отряхиваясь, нащупал в кармане армейскую аптечку – вроде целая.
Ярилов двигался почти на ощупь, уже не понимая, в каком направлении идти.
– Ш-ш-у-х!
Вновь ударила молния, ослепила вспышкой – но Димка с облегчением успел рассмотреть тёмный силуэт каменной бабы метрах в пятидесяти. Вспомнил из университетской лекции про эти фигуры, оставленные вечно меняющими друг друга народами Великой Степи: скифами, огузами, печенегами, половцами… Половцы называли их «балбалами» и ставили в честь воинов, павших на защите родной земли.
Повернул к статуе, начал карабкаться на пригорок. Добрался до балбала, остановился. Здесь как будто было светлее. Или это луна наконец-то пробилась сквозь тучи? Обошёл бабу вокруг. Серый, грубый песчаник холодил пальцы. И словно лучился изнутри. Дима пригляделся и присвистнул:
– Э-э, а ты же не баба, а мужик!
Точно, в руке то ли кинжал, то ли короткий меч. Борода. А под бородой, на левой стороне груди…
Дмитрий замер. Протёр глаза, посмотрел ещё раз. На левой стороне груди, над сердцем, угадывалось грубое полустёртое изображение солнечного диска и змеи, готовой напасть.
Ярилов протянул пальцы – потрогать знакомый рисунок. И в следующее мгновение, ослеплённый вспышкой, уже летел куда-то, охваченный жутким холодом.
Димка лежал ничком и чувствовал, как обжигающе холодная земля высасывает тепло, превращая кровь в стылое желе. Мутило, в глазах прыгали чёрные точки, словно мошки над затхлой лужей. Прыгали и пищали на тошнотворно высокой ноте. Собрался с силами, перевернулся на спину. Кажется, потерял сознание на миг.
Над головой оказалось не затянутое тучами ночное небо, не густо-синее и жаркое дневное, а бледно-голубое от холода. Ярилов с трудом перекатил глаза и разглядел склонившуюся над ним метёлку ковыля. Мёртвую, посеребренную инеем.
В голове неспешно копошились мысли, похожие на бледных опарышей – такие же короткие и противные.
Вот, лежу. И холодно. Небо – совсем зимнее. То есть полгода лежу. Умер, наверное. Не слышно ничего. Только этот унылый писк.
Неожиданно, щелчком, вернулись звуки. Димка услышал, как бухает сердце, потом – как ветер высвистывает в траве, шелестит сухими стеблями.
Осторожно сел. Прикрыл глаза от навалившегося головокружения. Резко поднялся на ноги…
Всё-таки зря – так резко. Швырнуло, повело вперёд, припечатало к камню. Дмитрий прямо перед лицом разглядел пустые глаза и бороду из песчаника, нащупал руками шершавую поверхность. И вспомнил, как его, ослеплённого вспышкой, крутило в ледяной трубе, комкало и било…
Всё ещё чувствуя слабость, опёрся на каменного воина, повернулся лицом к посёлку. Замер.
Там, где ещё несколько минут назад светился ночными огнями маленький шахтёрский посёлок, не было ничего. Ни высокой трубы ГРЭС, ни крашенных в жёлтый цвет двухэтажек, ни белёных хаток частного сектора.