Князь Кий: Основатель Киева
Шрифт:
Удача не приходит одна. Из степи вырвалась конница русов. Это Щёк, разогнав аварских конников, не стал увлекаться погоней и вернул своё подразделение к месту боя. Он ударил во фланг железного клина, расстроил и смял его ряды. Создалась противоречивая обстановка: на левом фланге наступали авары, а булгары в свою очередь теснили противника. Победа могла склониться как в одну, так и в другую сторону.
К Кию склонился булгарский царь.
— Кажется мне, великий князь, что пора вводить в дело все наши запасные силы.
Кий чуть подумал, ответил:
— Пора.
Массы свежих войск решили исход сражения.
Радость победы была омрачена гибелью Щёка. Кию об этом сообщили сразу после окончания сражения.
— Где он? — спросил он у сотника.
— Там, на пригорке...
Кий ударами пяток послал коня вперёд. Пригорок зарос по-весеннему свежезелёной травой, среди этой травы он и увидел брата. Короткий аварский меч достал его сзади, почти надвое развалил левое плечо.
Он склонился перед Щёком, прикрыл его глаза, безжизненно глядевшие в небо. Кто сейчас скажет, чем руководствовался его братишка в последние дни и недели своей жизни: то ли мстил за поруганную честь жены и разграбление родного дома, то ли стремился найти смерть в ожесточённых схватках, чтобы покончить с угрызениями совести, обвиняя себя во многих бедствиях своей страны? Может, то, может, другое, а может, всё, вместе взятое, кидало его с безрассудной храбростью в самое пекло сражений.
И вдруг пронзил память один случай из детства. Произошёл он на Вербное. Был шутливый обычай среди детей в этот день встать пораньше, чтобы пучком вербных веток постегать засонь и ленивцев.
Шустрее всех среди братьев был Щёк. Он поднялся ни свет ни заря и уже взялся за прутья, но мать ему посоветовала:
— Ты хоть руки вымой перед действом...
Щёк удалился в умывальню, а она разбудила Кия и Хорива, они перешли на другую кровать, а на прежнюю она накидала одежду и закрыла одеялом.
Явился Щёк, взял в руки прутья и уже хотел снять одеяла, но мать остановила:
— Нельзя голеньких бить, напугать можешь, за икаться будут.
Тогда Щёк стал изо всей силы стегать по одеялу Кий и Хорив не выдержали, высунулись из-под одеяла и стали громко смеяться. Щёк оглянулся, увидел их, но продолжал стегать, приговаривая:
— Верба-хлёст бьёт до слёз! Верба-хлёст бьёт до слёз!
Долго потом смеялись в семье: видит Щёк своих братьев на другой кровати и всё-таки хлещет...
Боги небесные, приснилось, что ли, это или действительно было в жизни? И почему любимый братишка лежит здесь, в далёкой от родины причерноморской степи, неподвижный и бездыханный?..
Вечером состоялись похороны. Из сломанных телег, разрушенных домов и сараев сложили огромный костёр и на вершину его водрузили лодку с положенным в неё во всём воинском вооружении Щёком. Тут же забили его боевого коня, зарезали собаку петуха, курицу и всё раскидали возле лодки; подходили воины и бросали одежду, обувь, посуду, оружие — всё то, что понадобится покойному на том свете. В полном молчании выстроились войсковые подразделения. Жрец обошёл вокруг горы набросанного дерева и, бормоча молитву, окропил её священным напитком. Затем Кию передали зажжённый факел, и он бросил его в середину деревянного нагромождения. Пламя сначала несмело, а затем всё более и более набирая силы, охватило его со
Перед воротами Ольвии Кий и его войско встретила представительная делегация жителей. Возглавлял её глава греческой общины Синесий, толстый, большеносый, большеглазый купец. Он поклонился Кию, держа в руках шкатулку с драгоценностями; все члены делегации выложили свои дары.
Синесий произнёс речь, торжественную и напыщенную, подчеркнув, что Ольвия — греческий город, захваченный аварами, что они, греки, в полной мере испытали на себе аварское иго и видят в войске русов и булгар своих освободителей. Теперь греки вновь стали хозяевами своего города и просят пощадить его, не подвергать грабежу и разрушению. А Ольвия дарит победоносному войску драгоценности и богатства, обещает кормить войско, а в будущем вести с Русью и Булгарией беспошлинную торговлю.
Кий видел, как его воины стремились к Ольвии, богатейшему портовому городу на Черном море в надежде поживиться несметной добычей. Но теперь он вспомнил брошенный Каменск, его пустые бараки и мастерские, массовое бегство рабов в страхе перед его войском. А ведь они ждали своих освободителей, ждали и мечтали десятилетиями!..
Так неужели и здесь он допустит бесчинства над теми людьми, которые встретили его воинство как освободителей?
Колебания Кия продолжались какие то мгновения. Он не спеша слез с коня, подошёл к Синесию и принял из его рук шкатулку, передал её своим приближенным, а затем обнял грека и произнёс по-аварски:
— Благодарю жителей Ольвии за тёплый приём войска русов. Город я передаю снова в руки греков. Пусть между Русью и Ольвией отныне установятся хорошие, дружественные отношения.
Ликованию греков не было предела.
Кий завернул своё войско у ворот Ольвии и увёл в степь. Здесь и был устроен отдых. Целых три дня воинов-русов кормили и поили жители Ольвии. На четвёртый день он поднял свои подразделения и бросил их в преследование аваров, ушедших в сторону Днестра. Преследование велось неспешно, но настойчиво. Кий не хотел больше ни мести, ни сражений, ни крови; он только стремился изгнать злейших врагов — аваров со всей территории Причерноморья. Наконец, 1 купальня (22 мая) 636 года, в Ярилин день, разгорячённые кони вынесли Кия и его дружину на берег Днестра. С высокой кручи увидел, как по широкой глади воды плыли к тому 6ерегy лодки, шлюпки, баркасы, баржи, парусные и гребные суда, большие и малые...
— Убегают авары! — восторженно закричали многие воины.
— Жаль, не на чём их догнать! — поддержали их другие.
— Пусть бегут, — проговорил Кий. — Пусть утекают. Обратного пути у них не будет никогда.
Он некоторое время постоял на берегу Днестра, задумчиво переводя взгляд с водной глади с рассеянными на ней плавучими средствами, до отказа набитыми людьми, на зелёные кущи противоположного берега. Что-то скребло в его душе, что-то мешало радоваться в полную силу своей победе над поверженным врагом, какая-то тоска заливала ему грудь, стесняла дыхание. Он вздохнул и снова стал смотреть на удаляющиеся суда.
Он не знал, что на одном из них, спасаясь от его войска, уплывала со своим семейством Тамира.