Князь Кий
Шрифт:
– А ты кто такой, что судить меня собрался?
– взяв себя в руки, спросил Богдан.
– Кто тебе право дал?
Высокий снова поиграл ножом перед лицом связанного сотника. Отблеск костра кроваво заискрился на остром клинке.
– А это. Видел? Вот оно, моё право. Узрел? Мало тебе этого? Так скажу ещё: за мною стоит воевода, боярин. Боярский суд скорый…
Богдан лихорадочно перебирал в памяти все встречи с воеводой Бориславом. Не выдал ли он себя чем-нибудь? Вроде нет, Богдан всегда держался настороже. Светозар неспроста жался к сотнику, выполняя волю воеводы. Что надумали
– Ты меня не стращай судом боярским, - стараясь выиграть время, отозвался Богдан.
– Я одному князю подвластен. Перед ним ответ буду держать.
– А, чуешь за собою вину!
– ухватился за его слова высокий.
– Признаешь её?
Вместо ответа Богдан, изогнувшись, плечом ударил высокого в грудь. Тот, не ожидавший такого выпада, не удержался на ногах и свалился на землю у самого костра, зацепив рукою горящие сучья.
– А-а-а!
– в ярости взвыл он, поднимаясь.
– Так ты? Ну, держись!
– Не спеши, Путша, - придержал его молчавший до сих пор Светозар.
– Ты всё дело испортишь. Он же ещё ничего не сказал.
– Скажет!
– злобно зарычал Путша, решительно приближаясь к Богдану.
– Скажет, как я ему пятки на огне припеку! Ну-ка, Светозар, давай его разуем. Сапоги добрые, портить жалко…
Богдан с замершим сердцем смотрел на подошедшего Путшу. Эх, были бы у него руки свободны! Но он и так будет сопротивляться, сколько сможет…
И вдруг он услышал глуховатый звук. Путша дёрнулся, взмахнув руками, и начал оседать на землю. Из темноты, перешагнув через Путшу, выступил Мечник. Из-за его спины выглядывала Злата, воинственно выставившая вперёд меч.
– Я всё слышал, что они, тати, надумали, - сказал старый воин, тяжело переводя дыхание, видно, ему пришлось торопиться, чтобы поспеть на выручку молодому сотнику.
– Дай-ка руки твои освобожу.
– Подойдя к Богдану, он не спускал глаз с замершего в страхе Светозара.
– А тебе, пёс боярский, ходу отсюдова нету. Сам свою долю выбрал. Так хоть напоследок покажи себя русским воем!
Светозар понял, чего от него хотят. С давних пор повелось на Руси - воин, опозоривший себя перед дружиной, получал единственную и после днюю льготу: не сложить голову под топором палача, а лишить себя жизни своими руками, бросившись на собственный меч. Светозар вынул меч из ножен, в ужасе посмотрел на него и со стоном опустил оружие.
– Не можешь? И этого ты не можешь?
– Мечник презрительно оглядел труса.
Тяжёлый харалужный клинок со свистом взлетел в его руке и обрушился на шею Светозара, не защищённую кольчугой. Брызнула кровь на костёр, будто грозная жертва воинственному и строгому Перуну, и Светозар, ненадолго пережив своего сообщника, рухнул под ноги старому воину.
Только теперь Злата кинулась к Богдану.
– Живой? Невредимый?
– в голосе её слышалась неприкрытая тревога.
– Я ж хотела… хотел пойти с тобою, просился…
– Спасибо, други, - растроганно сказал Богдан.
– Выручили… Кабы не вы.
– Это ей… - начал Мечник и осёкся.
– Ему, Злату, спасибо скажи, что меня повёл за тобою!
Он бросил быстрый взгляд на девушку и спрятал в усах хитрую усмешку.
– Спасибо, спасибо!
– повторял Богдан. Он был рад, что избавился от страшной опасности, и смущён тем, что дал захватить себя врасплох двум наёмникам воеводы Борислава.
Мечник не задавал Богдану никаких вопросов. Подойдя к пещере, он успел услышать слава Путши и догадался, в чем дело. Но что ему до того, кем был прежде Богдан и как попал в княжескую дружину? Он сам когда-то был простым холопом, но давно уже забыл своё настоящее имя. Здесь, среди воинов, он хотя и глядел каждый день в глаза смерти, чувствовал себя человеком, а не рабом, даже выбился в десятники.
Подойдя к костру, Мечник оттащил в сторону несгоревшие сучья, затоптал жар.
– Так-то будет лучше, чтоб никто на огонь не сунулся.
– А этих куда?
– спросил Богдан.
– Пусть тут остаются, - махнул рукою Мечник.
– Слыхал я, завтра дальше выступаем. О том, что случилось, никто не узнает.
Святослав приказал продолжать поход.
Отдохнувшие люди собрались быстрее обычного. Застоявшиеся кони весело ржали, нетерпеливо перебирали ногами, пока их седлали. Покидая вытоптанную лесную поляну, шалаши, землянки, конные и пешие сотни спускались в долину, на весёлый солнечный простор.
Далеко вперёд ушли дозоры с проводниками-ясами, за ними со своими всадниками ускакал Борислав.
Прощаясь с князем, воевода скользнул по Богдану безразличным взглядом. «Ведомо ли ему, что случилось с его холопами?» - подумал сотник. И сам себе ответил: «Теперь уже не узнает».
На второй день пути вернувшийся с дозором проводник объявил, что они приближаются к реке, которая зовётся Кубань.
– Здесь уже земля касогов, - пояснил он, - адыге - так они себя называют.
И ещё рассказал проводник, что у этой реки несколько названий. Для горцев, живущих в её верховьях, она - Псыж, древняя река или мать-река. А низовые касоги называют её ползущей, медленной рекой - Пшиз.
«А откуда ж тогда пошло слово «Кубань»?- невольно задумался Святослав.
– От греческого «Гипанис»? Всюду эти ромеи свои следы оставляют!»
Его раздумья прервал Свенельд.
– Посылать к касогам гонца с чёрной стрелой?
– осведомился воевода, давно уже усвоивший правило князя: предупреждать неприятеля о своём приближении.
Святослав отрицательно покачал головой.
– Успеем, спешить нам некуда. Может, и так всё обойдётся.
Воевода потянулся жилистой рукой к затылку, поскрёб его: вот и пойми этого своенравного воспитанника, чего он хочет? То рвался вперёд, злился, что дожди задержали поход, то теперь говорит: «Спешить некуда».
Кони устало брели по высокой густой траве. Лёгкий ветер ровно и настойчиво дул с полуночи, нёс медвяные запахи чебреца, полыни. Над травой и колючими зарослями ежевики с шумом взлетали табунки длиннохвостых огненных фазанов. Выше кружились тупохвостые канюки, высматривая добычу. Ещё выше, под самым куполом голубого безоблачного неба, лениво парил орёл, еле-еле шевеля широкими крыльями.
Всё гуще становились заросли тёрна и ежевики. Впереди, за курганом, показалась зубчатая лента тёмного леса.