Князь Рязанский

Шелест Михаил Васильевич

– Знаю, княже, главное.

– Ну?

– В обжиге четыре важных дела: правильная укладка сырца на телеги, подогрев, нагрев, и охлаждение. Если всё делать в одной печи поочерёдно, много времени надо. И трудно жар контролировать. А если сделать печь, как длинную лежачую трубу, туннель по-немецки, и медленно протаскивать через эти три каморы телеги железные с кирпичным сырцом, то можно по десять тысяч штук в день кирпича делать. Я нарисовал такую печь. Жаль, Князь-батюшка, что ты не можешь

увидеть.

Я передал рисунок Ивану.

– Чудно, – сказал Иван, глядя на рисунок.

– И у кого ж ты этот секрет выведал? – С усмешкой спросил Василий. – Али во сне привиделось?

– Слышал как-то давно спор двух немецких мастеров на Тверском путике, а печь недавно привиделась, как думать стал про завод-то.

– Ты и немецкий язык знаш? – Удивился Князь.

– Знаю немного.

– Отписываю тебе это село, Князь. Там всего-то пять домов осталось с жильцами… после чумы. И кладбище там чумное. Туда из Москвы моровых свозили. Надо тебе это?

– Надо не мне. Строить Москву надо.

– Если будет получаться, и большой завод будешь ставить, – помогу.

– Начну с малого, а там поглядим. Мошна моя деньгой Шемякинской полна, да и ты, Великий Князь, не обидел. Спаси тебя Бог.

– А за что Шемяка тебе мзду дал? – Удивленно спросил Иван.

– Купить он его хотел, чтобы нас потравой извести, – сказал за меня Василий. – Михаил эту деньгу мне хотел сдать, да я не принял. Ему сгодится. Планов у него громадьё. Дело молодое… Ты, когда жениться надумаешь, Михал Федорович? Кто суженная?

– Я, Великий Князь, удумал, что у тебя совета спросить надобно. Не обессудь, коль дерзок кажусь тебе. Приму гнев твой и милость.

Я склонился перед ним на колени.

– Ты снова на колени, бухнулся? Вот, неймётся тебе! В чём тут дерзость твоя? Что под волю мою свой выбор отдаёшь? Нет тут дерзости. Есть разум мужа государственного. Сосватаем ему невесту, да, Иван? – Довольно произнёс Князь Василий.

– Сосватаем.

– Я скажу у кого невесту брать, а Ванятка дружком твоим будет. Невест рассматривать. И сватом. – Он посмеялся, а потом сказал серьёзно.

– Смотри, Михаил, если гордыня в тебе проснётся, гони её. Погубит, глазом не моргнёшь.

– Не возгоржусь, Батюшка Государь. Знаю, что на кону.

– Я почему тебе потакаю? Потому, что ни от кого таких желаний не услышал. А кирпич – это для Руси – жизнь. Скокма гореть городам можно? Пора ставить каменные стены. Орда рассыпалась – считай, пала. На Рязань завтрева выезжаешь? – Осведомился Василий.

– Так. С утра познакомлю своего приказчика с воеводиным, и в дорогу.

– Ишь ты! Уже и приказчиком обзавёлся. Шустёр.

– И людишек сорок восемь душ в довесок с ним. Ско-о-оро мне двор поставят в Кремле, людишки наёмные. Приказчик со своими сынами с них живых не слезет. Думаю, ден через десять уже и хоромы стоять будут, и лекарня с аптекой. – Я засмеялся.

– Любо, Михаил. Лекарня с аптекой – это добре. Так и дале иди. Скоро и сильно. Но бойся татарвы и тамошних князей. Не верь никому. Бояться – не грех. Грех – сгинуть по дури. Трудно будет, но держись. Во мне опору чуй.

Мы помолчали. Иван с жалостью посмотрел на меня, и взял меня за руку. Я подмигнул ему, и улыбнулся.

– Ну, с Богом, Михаил Фёдорович. Я им всем там грамотки отписал, – сказал Князь грозно. – Ноги повыдергаю, если кочевряжится учнут.

* * *

Поутру, с третьими петухами, мой приказчик прибыл к воеводиному двору со всеми своими сынами. Я, выйдя за ворота, увидел их всех мирно сидящих прямо на земле у частокольной стены подворья.

– Ты что не шумнул меня?

– Боязно, – сказал ведун.

– Егор Фомич, – крикнул я ключника воеводы. – Тут они все. К забору мнутся.

Ключник, важный и толстый, вышел за ворота, посмотрел на мою дворню.

– Вот, Егор Фомич, это мои дворовые люди, это приказчик мой… – Я понял, что до сих пор не удосужился узнать имя «ведуна», но он помог мне.

– Феофан Игнатич, мы.

– Вот. Помогай им во всём, Фомич, пока я на Рязани княжить буду.

Егор с уважением поклонился мне и сказал:

– Рассчитывай на меня, Михал Фёдорович. И ты, Феофан, заходи, если что… Может работные людишки понадобятся… Подсоблю.

– Спаси Бог, Егор Фомич. И ты обращайся, коль лихоманка какая приключится.

– Так ты знахарь из-под Новгородского моста? Я ж был у тебя надысь. Не признал, звиняй.

– Нешто, быват.

– Вот и ладненько, – я потёр руки, и крикнул, – Запрягайте хлопци коней!

Тут у меня было пятеро бойцов, живших со мной в одном срубе, в подклети. Остальные должны уже ждать в Каменщицкой слободе за Яузскими воротами.

* * *

В Калитниках мы были через час. Всего в деревне сохранившихся дворов стояло пятнадцать, но жилыми были только пять. На лай собак из-за ворот одного из них крикнули:

– Кого Бог послал?

– Князь Рязанский Михаил. Где староста?

– Я староста.

– Отворяй ворота, хозяину, староста.

– У нас, навроде, Князь Московский Хозяин…

– Уже нет. Грамота у меня на земли эти, одарил меня Великий Князь.

– Свят, свят, – послышалось из-за ворот тихо.

– Не боись, диду, – сказал я, открывшему ворота старику. – Не обижу. Разговор есть. Народ где?

– Та-а-ак… Хто где. Хто в огороде роблить, а хто кожи шьёт. Мы в основном сумами кожаными подорожными промышлям.