Князь Рюрик
Шрифт:
— Что наши орудия молчат? — недовольно проговорил Годлав. — Опять что-нибудь не так?
И как бы в ответ на его слова со стен крепости во вражеские установки полетели камни, длинные копья. Послышались глухие удары, в разные стороны полетели щепки, падали поражённые вражеские воины. Им на смену подбегали другие, устраняли повреждения, наводили орудия, стреляли.
Неприятель выдвинул новые механизмы, они стали метать куски породы, которые с грохотом ударялись в крепостные стены, скатывались в ров, некоторые попадали в ограждения, за которыми укрывались защитники крепости; некоторые из них падали замертво, другие с криком катились по помосту, хватаясь за рваные раны…
С моря подошло несколько кораблей
На третий день осады к воротам крепости двинулись навьюченные мешками кони, нагруженные землёй повозки; прикрываясь щитами, с вязанками хвороста, бежали воины; всё это скидывалось в ров. Защитники поражали врага стрелами и дротиками, образовывались груды трупов лошадей и людей, но движение продолжалось, пока ров не был заполнен до краёв.
Тогда к воротам крепости двинулся таран. На специальной раме был подвешен срубленный и заострённый дуб; грубо сколоченные колеса глубоко врезались в землю. Таран толкали десятки воинов, их прикрывала деревянная крыша, на которую были накинуты мокрые шкуры.
Годлав, едва увидев выходивший из ворот частокола таран, тотчас стал отдавать приказания:
— Смолу! Котлы со смолой немедля!
На верёвках были быстро подняты чёрные от дыма костров котлы, и несколько воинов на жердях понесли их к краю башни; Рерику в нос ударил едкий запах смолы, он закашлялся и отвернулся. К нему повернул чумазое лицо один из воинов, весело крикнул, блеснув белыми зубами:
— Что, княжич, не по вкусу пришлось наше варево?
Котёл установили у самого края башни, начали ждать приближения тарана. Вот он медленно дополз до рва. Рерик надеялся, что колеса громоздкой махины утонут в рыхлой земле, набросанной в ров. Но, видно, вражеские воины под навесом запаслись толстыми досками, которые настелили под них, и таран продолжал двигаться, пока не упёрся в ворота.
— Лейте смолу! — громким голосом приказал Годлав.
Желтовато-тёмная жидкая масса низверглась на крышу тарана, но тут же стекла по мокрым шкурам, не причинив вреда, земля вокруг тарана задымила, зачадила, кое-где побежали весёлые огоньки пламени; из-под крыши раздались крики, видно, брызги смолы попали на некоторых воинов. Но таран остался нетронутым. Сверху было видно, как концы бревна стали раскачиваться, сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее, и вот первый удар потряс окованную железом дверь; она задрожала, но выстояла. Удары продолжались вновь и вновь, и Рерик чувствовал, как от ударов мелко-мелко начала дрожать вся башня.
По приказу Годлава воины сбрасывали обмотанные просмолённой паклей дротики и пики, обрушивали огромные камни, но крыша тарана осталась нетронутой, будто заколдованная. А удары следовали один за другим; вот уже прибежал воин снизу и доложил, что дверь стала поддаваться, одна из петель дала трещину и долго не продержится. Тогда князь распорядился заложить проезд в башне заранее приготовленными брёвнами и кирпичами.
На другой день с утра в лагере противника стало наблюдаться необычное оживление. С восходом солнца запылали костры, на них готовили пищу. Вокруг костров стали собираться воины в полном облачении и при оружии; наблюдатели заметили, что из леса неприятель стал выносить длинные лестницы.
— Надо ждать приступа, — уверенно сказал Дражко, и князь согласился с ним. Защитникам понёсся приказ готовиться отразить неприятеля, но на стенах и без того заметили приготовления врага и изготовились к бою.
И вот по всему протяжению неприятельского лагеря начались перестроения. Вперёд вышли стрелки и направились к крепостной стене. Они выстроились в несколько линий, прикрылись щитами и начали обстрел защитников. Вражеские воины на мгновение приоткрывали щиты и, выпустив стрелы, тотчас прятались за них. Со стен летели стрелы, дротики, копья, кого-то выбивали из строя, но усиленный обстрел крепости продолжался; стрелы летели плотно, невозможно было высунуть носа из-за ограждения, появились первые раненые и убитые. Полетели через головы защитников огненные снаряды, в городе запылали пожары; дым стелился над городом и лениво уплывал в сторону моря; гулко бил таран в железную башенную дверь.
Рерик видел, как отец, дядя и другие на башне с трудом сохраняют спокойствие, но заметно было, как волнение всё больше и больше охватывало их: вот отец машинально несколько раз разгладил тонкие усы, вот дядя вынул наполовину и вновь задвинул в ножны свой меч, иные тоже делали какие-то непроизвольные движения.
Наконец к городу кинулись штурмующие подразделения. Вражеские воины ловко и быстро стали приставлять лестницы к стене и карабкаться наверх. И аут возбуждение охватило защитников. Они уже не прятались за ограждение, а становились открыто в пространстве бойниц и орудовали кто как мог: кто-то баграми сталкивал лестницы со стены, другие лили на головы врагов кипяток и смолу, иные, перевесившись через край, в упор расстреливали их из луков. Никто уже не думал о своей безопасности, у всех было одно стремление — не допустить вражеских бойцов в город и любыми путями и средствами уничтожить их!
Рерик, прижавшись к задней кромке башенного зубца, с трепетом наблюдал, как стремительно пролетали над ним камни, стрелы и дротики, слышал доносившийся снизу рёв разъярённой толпы, крики и стоны, звон металла, и все эти звуки периодически перекрывались грохотом таранного бревна.
У передних зубцов башни плотно стояли воины; они наклонялись и работали руками так, будто на реке пробивали прорубь, ухали, охали, выкрикивали крепкие словца, подбадривали друг друга. Иногда некоторые из них падали на помост, отползали в сторону, морщась или крича от боли, а другие оставались лежать неподвижными, их за руки-ноги уносили по лестнице вниз. Всё это Рерику было и интересно, и страшно одновременно, он следил за всем, стараясь не упустить ничего из виду.
Ряды защитников редели.
Внезапно над краем башни появилось бородатое лицо сакса с дико вытаращенными глазами. И тут же Годлав с внезапно потемневшими глазами, как-то странно вытягиваясь, вдруг рванулся к противнику, стремительно взмахнул мечом — голова вражеского воина отделилась от туловища и покатилась по помосту. Рерик, боясь пошевелиться, заворожённо смотрел на неё, замечая, как тускнеют широко открытые глаза, а из среза мяса вытекает глянцево блестевшая на солнце тёмно-красная кровь…
Отец со странно неподвижным лицом повернулся к Рерику, его круглые глаза непонимающе уставились на сына, потом он вдруг закричал срывающимся голосом:
— Что здесь делает дитя? Почему он здесь оказался? (Как будто не сам привёл его на башню ранним утром!) Убрать немедленно!
Рерика подхватили дюжие руки воинов и потащили вниз. Он был настолько поражён всем виденным, что не сопротивлялся и молча и покорно дал упрятать себя в каком-то закутке крепостной стены.
Годлав между тем, чувствуя во всём теле дрожь возбуждения и всё ещё судорожно сжимая в руке меч, осматривал крепостные стены, стараясь определить, как идёт сражение, не сумели ли где-нибудь прорваться вражеские воины на стену. Но защитники стояли твёрдо. Он бросил взгляд на город. В трёх или четырёх местах полыхали пожары. Что горело — дома ли горожан или терема бояр или купцов — разбираться было некогда; заметил только, что там бегали люди, значит, можно рассчитывать, что распространения огня на весь город не допустят.