Князь Серебряный, Упырь, Семья вурдалака
Шрифт:
В это мгновение голоса разбойников раздались у самого куреня.
– В Слободу, в Слободу!
– кричали пьяные удальцы.
– Пустим красного гуся в Слободу!
– Пустим целое стадо гусей!
– Выручим Коршуна!
– Выручим дедушку!
– Выкатим бочки из подвалов!
– Выгребем золото!
– Вырежем опричнину!
– Вырежем всю Слободу!
– Где князь? Пусть ведет нас!
– Пусть ведет князь!
– А не хочет, так на осину его!
– На осину! На осину!
–
– На осину и Перстня!
Перстень вскочил с места.
– Так вот что они затевают!
– сказал он.
– А я уж давно прислушиваюсь, что они там голосят. Вишь как расходились, вражьи дети! Теперь их сам черт не уймет! Ну, князь, нечего делать, вышло по-твоему; не держу тебя доле: вольному воля, ходячему путь! Выйди к ним, скажи, что ведешь их на Слободу!
Серебряный вспыхнул.
– Чтоб я повел вас на Слободу?
– сказал он.
– Да скорей вы меня на клочья разорвете!
– Эх, князь, притворись хоть для виду. Народ, ты видишь, нетрезвый, завтра образумятся!
– Князь!
– кричали голоса, - тебя зовут, выходи!
– Выйди, князь, - повторил Перстень, - ввалятся в курень, хуже будет!
– Добро ж, - сказал князь, выходя из куреня, - посмотрим, как они меня заставят вести их на Слободу!
– Ага!
– закричали разбойники, - вылез!
– Веди на Слободу!
– Атаманствуй над нами, не то тебе петлю на шею!
– Так, так!
– ревели голоса.
– Бьем тебе челом!
– кричали другие.
– Будь нам атаманом, не то повесим!
– Ей-богу, повесим!
Перстень, зная горячий нрав Серебряного, поспешил также выйти.
– Что вы, братцы, - сказал он, - белены, что ль, объелись? Чего вы горла-то дерете? Поведет нас князь куда хотите; поведет чем свет; а теперь дайте выспаться его милости, да и сами ложитесь; уже вволю повеселились!
– Да ты что нам указываешь!
– захрипел один.
– Разве ты нам атаман!
– Слышь, братцы, - закричали другие, - он не хочет сдать атаманства!
– Так на осину его!
– На осину, на осину!
Перстень окинул взором всю толпу и везде встретил враждебные лица.
– Ах вы, дураки, дураки!
– сказал он.
– Да разве я держусь вашего атаманства? Поставьте над собой кого знаете, а я и сам не хочу; наплевать мне на вас!
– Хорошо!
– закричал кто-то.
– Красно говорит!
– прибавил другой.
– Наплевать мне на вас!
– продолжал Перстень.
– Мало, что ли, таких, как вы? Эка честь над вами атаманствовать! Да захочу, пойду на Волгу, не таких наберу!
– Нет, брат, дудки. От себя не пустим; еще, пожалуй, продашь, как Коршуна продал!
– Не пустим, не пустим; оставайся с нами; слушайся нового атамана!
Дикие крики заглушили голос Перстня.
Разбойник огромного роста подошел
– Батька!
– сказал он, ударив его широкой лапой по плечу, - пробазарил ты свою голову, стал нашим братом; так выпьем вместе да поцелуемся!
Бог знает, что бы сделал Серебряный. Пожалуй, вышиб бы он чарку из рук разбойника и разорвала б его на клочья пьяная толпа; но, к счастию, новые крики отвлекли его внимание.
– Смотрите, смотрите!
– раздалось в толпе.
– Опричника поймали! Опричника ведут! Смотрите, смотрите!
Из глубины леса шло несколько людей в изодранных одеждах, с дубинами в руках. Они вели с собой связанного Максима. Разбойник, которого он ударил саблей, ехал на Максимовом коне. Впереди шел Хлопко, присвистывая и приплясывая. Раненый Буян тащился сзади.
– Гей, братцы, - пел Хлопко, щелкая пальцами:
Гости съехались ко вдовушкам во дворики,Заходили по головушкам топорики!И Хлопко опрокидывался навзничь, бил в ладоши и кружился, словно кубарь.
Глядя на него, рыжий песенник не вытерпел, схватил балалайку и пустился вприсядку помогать товарищу.
Оба стали наперерыв семенить ногами и кривляться вокруг Максима.
– Вишь дьяволы!
– сказал Перстень Серебряному.
– Ведь они не просто убьют опричника, а замучат медленною смертью; я знаю обоих: уж коли эти пустились, значит плохо дело; несдобровать молодцу!
В самом деле, поимка опричника была для всей шайки настоящим праздником. Они собрались выместить на Максиме все, что претерпели от его товарищей.
Несколько человек с зверскими лицами тотчас занялись приготовлениями к его казни.
В землю вколотили четыре кола, укрепили на них поперечные жерди и накалили гвоздей.
Максим смотрел на все спокойным оком. Не страшно было ему умирать в муках; грустно было умереть без меча, со связанными руками, и не слыхать в предсмертный час ни бранного окрика, ни ржания коней, а слышать лишь дикие песни да пьяный смех своих мучителей.
«Обмануло меня вещее, - подумал он, - не такого я чаял себе конца. Да будет же надо мной божья воля!»
Тут он заметил Серебряного, узнал его и хотел к нему подойти. Но рыжий песенник схватил его за ворот.
– Постлана постель, - сказал он, - сымай кафтан, ложись, что ли!
– Развяжите мне руки!
– отвечал Максим.
– Не могу перекреститься!
Хлопко ударом ножа разрезал веревки, которыми руки Максима были спутаны.
– Крестись, да недолго!
– сказал он, и, когда Максим помолился, Хлопко и рыжий сорвали с него платье и стали привязывать его руки и ноги к жердям.
Тут Серебряный выступил вперед.