Князь Святослав II
Шрифт:
Из энциклопедического словаря.
Изд. Брокгауза и Ефрона.
Т. ХХХХХVII, СПб., 1894
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Семена раздора
В лето 6572 (1064) бежал Ростислав, сын Владимира,
Внук Ярослава, в Тмутаракань. С ним бежали Порей и
Вышата, сын Остромира, воеводы новгородского. И, придя
В Тмутаракань, выгнал оттуда Глеба Святославича.
Лес стоял в ярком осеннем наряде, радуя глаз разноцветьем красок от багрово-пурпурных до розовато-желтых. Из ближних болот тянуло сыростью. В свежем чистом воздухе явственно чувствовался запах опавшей листвы и сырой после дождя коры осины.
Большой конный отряд длинной вереницей растянулся на узкой лесной дороге. Под копытами коней влажно чавкала грязь. В колеях от тележных колес стояла вода.
Впереди на сером поджаром коне ехал юноша лет девятнадцати в красном плаще и парчовой шапке с меховой оторочкой. На юном безусом лице лежала печать глубокой задумчивости, в уголках плотно сжатых тонких губ притаились жесткие морщинки. Это был Глеб, сын черниговского князя Святослава Ярославича.
По правую руку от Глеба, чуть приотстав, ехал на вороном жеребце воевода Гремысл в надвинутой на самые брови мурмолке, под плащом у воеводы виднелась кольчуга, на поясе висел длинный меч. Гремысл время от времени широко зевал и тряс головой, отгоняя дремоту. Он сбоку поглядывал на Глеба, но заговорить с ним не решался, понимая, как тяжко у того на душе.
Четыре года княжил Глеб в Тмутаракани, в этом далеком владении черниговских князей. Несмотря на юные лета свои, исправно собирал пошлину с купцов и брал дань с окрестных народов, наложенную на них еще храбрым Мстиславом [1] , его двоюродным дедом. Честно отделял церковную десятину епископу Варфоломею, посещал по праздникам службы в храме Пресвятой Богородицы. В суде был справедлив и к богатому и к бедному, не скор на расправу и в общении не заносчив.
Казалось бы, всем был хорош князь Глеб и перед людьми тмутараканскими. И перед Господом, но постигла его кара небесная, отвернули от него лик свой святые заступники его Лазарь и Афанасий. Чем еще объяснить, что в один день лишился Глеб и княжества, и доверия народного, ибо люд тмутараканский предпочел ему князя-изгоя Ростислава, едва тот вступил в Тмутаракань с дружиной.
[1] Мстислав Храбрый, сын Владимира Святого и брат Ярослава Мудрого (?-1036). Долго княжил в Тмутаракани, затем сел в Чернигове.
«И откель только взялся этот Ростислав, любимец покойного Ярослава Мудрого?
– размышлял Гремысл, борясь с зевотой.
– Не иначе, надоело ему сидеть на Волыни, стеречь польское порубежье, захотелось подвигов ратных. А может, повздорил опять Ростислав с дядей своим Изяславом, великим киевским князем? И по всему видать, крепко повздорил, коль бежал аж в Тмутаракань!»
Воевода снова взглянул на хмурого Глеба и подавил тяжелый вздох. Мается младень, весь путь от Тмутаракани до земель черниговских почти не ест и не пьет, с лица сошел, про сон позабыв. Гонит коней, вперед да вперед! От печали своей ускакать хочет, что ли? Иль не терпится ему пожаловаться отцу своему Святославу? Покуда добрались до реки Сейм и кони, и дружинники с ног валились, лишь в Курске Глеб дал день на роздых. Вот уже и через Десну переправились, осталась позади и река Сновь… Рукой подать до Чернигова! Как-то встретит их князь Святослав?
Чем ближе к Чернигову, тем чаще попадались на пути лесистые баки и глубокие овраги, тут и там приходилось переходить вброд маленькие речки и ручьи. Села вокруг все были княжеские. Несколько раз княжеский тиун [2] или подъездной [3] останавливали отряд, спрашивая, что за люди, куда путь держат? Глеб обычно отмалчивался, за него говорил Гремысл.
Наконец показалась вдали над лесом Елецкая гора.
Дорога сделала последний поворот, минуя холм, заросший сосновым бором, и взору открылся косогор над речкой Стриженью, по краю которого шли валы и деревянные стены Чернигова. Блестели на солнце кресты Спасо-Преображенского собора, стоявшего на самом высоком месте детинца [4] , выше крыш теремов и бревенчатых крепостных башен.
[2] Т и у н - домоправитель, особая должность при князьях и боярах.
[3] Подъездной - княжеский сборщик налогов.
[4] Детинец - укрепленная часть города, замок.
Глеб придержал коня, залюбовавшись открывшимся видом, затем снял шапку и перекрестился на кресты далекого храма. Вслед за молодым князем перекрестился и воевода Гремысл.
«Хвала Господу, добрались!» - подумал он.
Князь Святослав после первых радостных объятий и поцелуев, едва узнав, по какой причине объявился Глеб в Чернигове, обратился к сыну с неласковыми словами:
– Вижу, не к лицу тебе пришлась шапка княжеская, а может, не полюбился стол тмутараканский, что, не вынимая меча, ты отдал его Ростиславу. Чего молчишь? Ответствуй!
Темные брови Глеба слегка дрогнули. Он уже хотел ответить отцу что-нибудь резкое, но в этот миг к нему подбежали его младшие братья Давыд, Олег и Роман. С радостными возгласами и смехом они поочередно тискали Глеба в объятиях, хлопали его по плечу, - все-таки четыре года не виделись!
– шутили по-мальчишески и по-братнему.
– Признавайся, Глебка, сколь девок тмутараканских соблазнил?
– посмеиваясь, молвил Роман и подмигнул Олегу.
– Аль все девки тамошние твои были?
– Гляди-ка на него, Ром, - вставил Олег.
– Глеб-то у нас одеждою леп и грозен лицом.
– Истинный князь!
– с улыбкой заметил Давыд.
– Усов только не хватает.
– Не князь я больше, а изгой, - резко вымолвил Глеб и в сердцах швырнул на землю свою красную шапку.
Братья в недоумении замолкли, улыбки погасли.
Они удивленно посмотрели на отца, когда тот, ругнувшись себе под нос, зашагал к крыльцу княжеского терема.
Святославовы и Глебовы дружинники разбрелись по широкому двору и, будто ничего не случилось, завели разговоры о степных конях, на каких приехали многие Глебовы люди, о клинках восточной работы, о кочевниках-половцах, занявших все степи до самого Лукоморья…
– Что стряслось у тебя, Глеб?
– негромко спросил брата Давыд.
Он был всего на два года моложе Глеба и нисколько не уступал тому в росте. Из всех сыновей Святослава эти двое были самыми высокими.
– Опосля поведаю, - нехотя ответил Глеб и тоже направился в терем.
Поздно вечером после невеселого застолья, на котором кроме черниговского князя и Гремысла были лишь сыновья Святослава, когда за столом остались Святослав и Гремысл, между ними произошел разговор.
– Ладно сын мой покуда в ратном деле несмыслен, но ты-то, Гремысл!
– раздраженно обратился к воеводе Святослав.
– Ты-то, волк седой, куда глядел? Аль раздобрел на южном солнышке и про наказ мой забыл? А может, ждал первой же возможности да еще и молодого князя за собой сманил. Я ведь помню, как тебе не хотелось уезжать из Чернигова!