Князь Тавриды
Шрифт:
Наивность шестнадцатилетнего юноши, приятная для родителей, подчас до седых волос считающих своих детей малыми ребятами, едва ли может признаваться, особенно в мальчике, идеалом воспитания.
Окруженный китайской стеною от жизни, не зная ее совершенно, он все же будет принужден вступить в эту жизнь и на каждом шагу наталкиваться на неведомые ему житейские отношения.
В таком блаженном неведении жизни, в полном смысле этого слова, рос в родительском доме, окруженный раболепствующей
По наружности это был красивый юноша, еще не совсем сформировавшийся, но обещающий быть стройным молодым человеком.
Отношения между супругами Святозаровыми сделались самыми задушевными.
Общая их любовь к единственному сыну связала их крепкими, нерасторжимыми узами.
Прошлое с летами, если не совершенно забылось, то по крайней мере не было частого повода для воспоминаний о нем.
Лето семейство князей Святозаровых проводило на даче в окрестностях Петербурга, ни разу за все это время не посетив Несвицкого.
Княгиня лишь порой вспоминала деревянный крест в отдаленной аллее тамошнего сада, но это воспоминание уже утратило свою острую горечь и появлялось лишь при редких посещениях Дарьи Васильевны Потемкиной, единственного лица, являвшегося в княжеском семействе представительницей его грустного прошлого.
Тяжелы были эти посещения и для князя Андрея Павловича, приветливо и утонченно любезно встречавшего мать могущественного человека.
Ему было совершенно не по себе в присутствии этой его невольной и непрошенной сообщницы.
«Какое счастье, что мальчик умер! — думал князь. — Иначе бы я не выдержал и во всем покаялся бы жене… Но каково бы было его снова теперь приучать к иной доле».
Князь, уже теперь совершенно убежденный, что это был его сын, не думал об охранении прав и богатств своего первенца — Васи.
«На обоих бы хватило!» — иногда посещала его грустная мысль.
Повторяем, это было только в редкие дни визитов старушки Потемкиной.
Несчастье, обрушившееся на его бывшего камердинера Степана Сидоровича, и его таинственное исчезновение дошло до сведения князя Андрея Павловича.
Он принял в своем бывшем слуге горячее участие и даже со своей стороны обратился к полицеймейстеру с просьбою, в случае розыска пропавшего, уведомить его об этом.
Но прошел месяц, другой, а о Степане Сидоровиче не было ни слуху ни духу.
Явилось даже предположение, что он покинул Петербург.
Аккуратная в денежных расчетах, Калисфения Фемистокловна открыла, что в день ухода ее мужа из кондитерской у него в кармане должно было быть несколько сот рублей.
«Уехал, верно, к святым местам помолиться…»
«Успокоится, вернется…» — хладнокровно решила она, перестав даже справляться об исчезнувшем муже.
В тоне этого высказанного ею решения звучала настолько равнодушная нотка, что казалось существование Степана Сидорова на белом свете было для нее совершенно безразлично.
Такова была черствая натура этой женщины.
Князь Андрей Павлович виделся с Калисфенией Фемистокловной и знал и ее предположение относительно судьбы ее мужа.
Не получая от полиции сведений о результате его розыска, он стал склоняться к верности этого мнения.
«Может, в какой дальний монастырь забрался… да там и остался…» — думал князь.
При воспоминании о монастыре ему невольна пришла на мысль графиня Переметьева, тоже, как и Степан, без вести пропавшая из Петербурга.
Однажды утром, когда князь Андрей Павлович, только что окончив свой туалет, вышел в кабинет, новый камердинер Тихон с таинственным видом вошел в комнату.
Князь заметил странное выражение лица слуги.
— Что такое? — спросил он.
— Сидорыч, ваше сиятельство, там пришли-с…
— Сидорыч, какой Сидорыч? А, Степан?.. — воскликнул князь. — Наконец-то отыскался, зови его сюда…
— Не хороши-с они… ваше сиятельство, — запинаясь, заметил Тихон.
— Не хорош… то есть как не хорош…
— Вид-с больно безобразный и потом-с… хмельны очень…
— Пьян!
— То есть еле на ногах стоит…
— Так уложите… пусть выспится…
— Уже им на кухне предлагали… Никак с ними не сообразишь…
— Что же?
— К вашему сиятельству просятся… Дело, говорит, есть… Тайна… Путем и не поймешь…
Князь Андрей Павлович побледнел.
— Тайна!.. — машинально повторил он.
— Так точно, ваше сиятельство! Несуразное они что-то несут. Известно, во хмелю, в сильном градусе…
Князь молчал и сидел задумавшись.
— Так как же прикажете-с?..
— Что? — спросил, точно очнувшись, ничего не слышавший князь.
— Насчет Сидорыча…
— Зови сюда…
— Сюда никак невозможно, ваше сиятельство, через чистые комнаты-с… Они все в грязи-с… На дворе-то мокрота и слякоть…
— А…
Князь вновь задумался.
— Проведи в гардеробную… Но чтобы там ни души…
— Слушаю-с… — удивленно вскинул на князя глаза Тихон и удалился.
Князь остался один.
«Тайна! Какая тайна?.. Просто с пьяна городит вздор… — пронеслось в его голове. — Надо все-таки его видеть… несчастный… пьян и весь в грязи…» — припомнил князь слова Тихона.
Он встал и медленно прошел в гардеробную, находившуюся на совершенно противоположной стороне дома.
Княгиня Зинаида Сергеевна еще спала.