Князь тайги
Шрифт:
— Я же беременна от тебя! А ты, скотина такая!..
Вот это поворот, не слишком удивленно подумала я. Конец очередной серии нашего мыла, ждите новый сезон.
Мимимишик равнодушно схватил Милену за шиворот и оторвал от себя. Она ревела, пыталась до него дотянуться, и, вероятно, эта сцена была у влюбленных не первой. Я наблюдала уже с интересом — так, что «behind the scene». Одно дело — видеть это в кино и досадовать на фиговую режиссуру и паршивый сценарий вкупе с дерьмовой игрой, другое — воочию, с людьми вроде бы на первый взгляд адекватными.
— Я дурак? — пожал Мимимишик свободным плечом. — Я же предохраняюсь. Нафиг бы ты мне
Он разжал пальцы, Милена шлепнулась на ноги и побито уставилась на него. Я же пыталась понять, какие чувства во мне вызывает сам Мимимишик. Пожалуй, немного опаски и все больше искреннего восхищения. Выдержка — то, что сложно не оценить.
— Спокойной ночи, — громко пожелала я и пошла к лежаку. Милена с воем кинулась опять к краю поляны, я села, кое-как взбила ветки. — Надеюсь, я завтра проснусь от грохота вертолета. Еще одна такая веселая ночь, и я уже за себя не ручаюсь.
— Ты голодная просто, Дианочка, — вспомнил обо мне Аркудов. — Поэтому злая.
— Вот с тебя и начнем, — пообещала я, укладываясь. — Ловите эту психованную без меня.
Какое-то время все было тихо. Птица, оравшая в лесу, и та заткнулась от наших воплей. Продолжал строить свое дупло только дятел — или что это было: тук-тук-тук, и опять: тук-тук-тук-тук.
— .. .И-и-ите-е-е!..
— Ну что там опять, — сжимая кулаки, простонала я.
— ...А-ау-у!..
Глава десятая
— Это что? — выдохнула я — не вслух, раздраженно, сквозь зубы. Интонации показались мне неестественными и разными: первая — испуганная, вторая — недоуменная. Странный порядок, должно быть наоборот. Проклятый лес путает нас и пугает, он путает и пугает меня до дрожи, почти до паралича, но Милена меня достала своими выходками так, что даже страх отступил на последний план. — У этой идиотки еще батарейка не села?
Я повернулась на другой бок. Сейчас ляжет Аркудов, и я окажусь с ним лицом к лицу. Я приподняла голову, посмотрела на Мимимишика. Он был опять безэмоциональным, стало быть, я права, Милена взялась за старое и теперь пищит, чтобы ей помогли снять штаны или белка нагадила ей на голову.
Я всей душой ненавидела подобный типаж людей, и ошибочно думать, что только женщин. Мужчин среди истеричек не меньше — как правило, это романтики, сперва розы, свечи, звонки по ночам, асфальт, испорченный банальностями амебного уровня, потом ревность, побои, хлопанье дверьми, вынос мозга круглые сутки друзьям и знакомым, примирение под бой курантов и посуды. Спасибо, поморщилась я, насмотрелась и успела лишиться десятка ненужных подруг, потому что мне не сдалось быть жилеткой для незрелых невротиков. К моему удивлению, истеричные инфантилы создавали долгосрочные пары и чувствовали себя вполне счастливыми, искренне жаль мне было только детей, и одной «подруге» я высказала однажды все, что думала про ее «твой папа козел и тебя не любит» в адрес заплаканной четырехлетней малышки.
Все-таки нет, с учетом этого случая я лишилась двух десятков «подруг». Прочие моей сентенции тоже не поняли и дружно меня осудили, прервав общение. Баба с возу!
Порадоваться воспоминанию о своей рассудительности я не успела. Новый крик — какой-то слишком короткий, слишком громкий и даже отчаянный — оборвался критически быстро, и Аркудов, так и не успевший лечь, сорвался с места. Протрещали кусты, Мимимишик доли секунды постоял у костра, всматриваясь в темноту, куда унесся Аркудов, я ясно, как будто была от источника звука в паре шагов — в лесу ночью отличная слышимость — расслышала тяжелый размеренный плеск воды, и Мимимишик исчез словно призрак — бесшумно, молниеносно, в руке у него тускло сверкнул пистолет, и теперь был лишь плеск, беспорядочный плеск.
И запах. Внезапный звериный запах.
Я резко села, признав наконец, что сна сегодня не будет, потом поднялась и кинулась за Аркудовым и Мимимишиком. У меня будет время разобраться, не померещилось ли мне нечто странное в темноте и неверных бликах костра, потому что ни один человек не возьмет с собой в лес такое игрушечное оружие. Но если и да, безопаснее там, где вооруженные люди.
— ...Двигайся! Замри! Замри!
Это было не мне, но я застыла перед кустами, через которые проломился Аркудов. Может, и Мимимишик, но он должен был оставить за собой целую просеку, не проник же он в самом деле как привидение через заросли? Впереди я увидела вспышки — фонарики телефонов, заметила, как мечутся тени, и стояли плеск, крики, крики, там что-то происходило, я там не была нужна, но мне было страшно стоять на границе тьмы и присутствия человека — и света, тепла и безлюдья. Я решительно шагнула вперед, поломав окончательно ветки, пробежала, не разбирая дороги, несколько метров, почти до мечущихся теней, и моя собственная нога провалилась чуть ли не по колено в какую -то вязкость. У меня хватило ума не орать заполошно, не рваться вперед — отпрыгнуть, пока я не успела перенести на попавшую в ловушку ногу свой вес.
— Здесь болото! — завопила я во все горло, расставив ноги, зачем-то наклонившись вперед и осознавая, что я могу уже не выбраться, если сделаю хоть один шаг. — Стойте! Стойте все! Не ходите туда!
Что происходит впереди, я не видела толком. Свет фонарика остался один, второй то ли сел, то ли телефон просто выронили, раздавались короткие крики — я путала, кто есть кто, в отрывистых четких командах.
— Палку! Давай палку! Палку неси!
Машинально я опустила голову вниз и увидела то, что они так искали. Длинную, толстую, с мое предплечье, ветку, отломанную ветром, а может, зверем, и подхватила я ее так же — как запрограммированный робот, отметив, что команде не подчиниться было нельзя.
— Неси палку!
Я налетела на Аркудова, он ослепил меня светом фонарика и остолбенело застыл, увидев меня с веткой наперевес, опустил телефон, и я даже сквозь белые пятна различила, как он открыл и закрыл рот.
— Палку неси, придурок, — одними губами сказала я, смаргивая и отбирая телефон, и вручила палку Аркудову, а потом, смотря на свет фонарика перед собой, обошла его и приблизилась к чему-то блестящему, мутному, запредельно большому, и остановилась. Свет падал на... черное зеркало. Черную дыру. Дальше я бы уже не пошла ни за что — разве что там, на месте Милены, были бы мои родители.
Стараясь не ослепить ее, я провела лучом по пугающей глади. Милена была по самую грудь в воде — торчали только плечи, шея и голова с выпученными глазами. Как она забрела туда, я не имела понятия, и зачем, но и я чуть не угодила в капкан.
Мимимишик стоял в полуметре от меня по колено в черной воде, до тонущей Милены ему оставалось шагов восемь-десять, но именно за эти восемь шагов можно было сто раз распрощаться с жизнью — поэтому он стоял и ждал, а я опасливо покосилась на его руки: нет, мне показалось, никакого оружия. Он завел руку назад и опустил мою с телефоном.