Шрифт:
Князь Трубецкой
…Часовые прозевали свою смерть. Только-только они увлеченно обсуждали что-то, даже не понижая голосов, и вдруг умерли. Один — сразу. Лезвие сабли легко вошло между ребер и пробило сердце. Второму нож рассек горло, кричать он не мог, но несколько секунд, сползая на промерзшую землю, мог видеть, как его убийца спокойно, не прячась и не торопясь, движется к дому, в котором спали остальные члены банды.
Даже больно не было часовому, просто что-то обожгло горло, и слабость
Остальным бандитам повезло гораздо меньше.
Несколько раз стукнуло кресало, вспыхнул факел — тряпка, пропитанная жиром и намотанная на палку. Потом еще несколько факелов были зажжены от первого, и люди встали полукругом перед крыльцом избы.
Кони в сарае фыркали, но не пугались — привыкли и к огню, и к шуму. Даже мертвые тела хозяев хутора, лежащие тут же, возле стены на сене, лошадей не беспокоили. Животные привыкли к войне и смертям.
Дверь была даже не заперта, бандиты чувствовали себя в безопасности — допустили обычную для бандитов и партизан ошибку. Это МЫ нападаем внезапно. Это НАС должны остерегаться и солдаты, и крестьяне. Мы решаем, кому жить, а кому…
Но сейчас жить им или умереть — решали вовсе не они.
Факела влетели в избу вместе с выбитыми окнами, упали на спящих вповалку на полу людей. Вскинувшиеся спросонья не поняли, что происходит: дым, пламя, боль от ожогов. У одного вспыхнули волосы.
Пожар!
Деревянные дома горят быстро, и тот, кто замешкается внутри, обречен на гибель.
— Наружу, — закричал кто-то, — наружу!
В дверях возникла давка, люди, не понимая, что происходит, толкали друг друга, кто-то сообразил выхватить нож — раздался вопль боли и ярости.
Огонь в доме добрался до оставленного в соломе пистолета — выстрел. И еще выстрел. Бандиты стали выбегать на двор. Им казалось, что они спаслись.
Им только казалось.
Первого приняли на штыки — два граненых стальных острия пробили одновременно сердце и легкие, подняли и швырнули тело в сторону, как сноп колосьев во время жатвы. И следующего. Третий увидел, что его ждут, закричал, метнулся в сторону, пытаясь спастись. Ему позволили добежать до угла избы, прежде чем саблей подсекли ноги. Быстрое, неуловимое движение клинка, режущего жилы под коленями, и удар по шее, в основание черепа.
Почти никто из бандитов не взял с собой оружия. Не успели — не до того было, все спасались от огня. И теперь умирали безоружными. Кто-то пытался защититься голыми руками, подставляя их под удары штыков, режа пальцы о лезвия сабель, закрывая головы ладонями, словно могли отразить удар кованого мушкетного приклада.
Те, кто оружие все-таки взял, тоже умирали. Их не вызывали на поединок, не предлагали честного боя один на один. Как только кто-то из них взмахивал саблей, сразу несколько клинков поражали его в грудь, в лицо, в живот.
Падавшего добивали.
Тех,
Сабли и штыки рвали, секли, полосовали человеческую плоть. Кричали раненые, хрипели умирающие. Кровь заливала землю перед крыльцом.
Один из бандитов, судя по одежде и оружию — предводитель, умудрился отскочить к избе, прижаться спиной к бревнам, держа перед собой саблю в вытянутой руке. В левой он держал пистолет.
Предводитель пытался выстрелить — пистолет дал осечку.
Но в рукопашной схватке опытный человек не бросает даже разряженное оружие. Им можно отвести удар сабли противника, можно швырнуть в лицо, чтобы отвлечь внимание и достать все-таки, хоть одного… дотянуться…
— Кто у вас старший? — прохрипел бандит. — Выходи, если не трус…
Бандит был уверен в себе. Он задыхался от ярости, понимал, что все, что из этого хутора он не уйдет, что так и останется возле этой бревенчатой стены, но он хотел умереть в бою. Ему нужен был шанс.
— Выходи! — срываясь на визг, крикнул бандит. — Трус! Ничтожество!
Изба разгоралась, из окон вырывались рыжие языки пламени, освещая пространство перед домом: теперь предводитель бандитов мог рассмотреть тех, кто убил его людей и собирался отнять жизнь у него самого.
— Убью! — закричал предводитель. — Убью!
— Хорошо, — сказал один из тех, кто убивал бандитов. — Попробуй.
Предводитель захохотал, запрокинув голову и широко открыв рот. Да! Да! Этот расплатится за всех, подумал он со злобной радостью. Он подохнет здесь, даже если придется перегрызть ему глотку зубами.
— Ну, подходи… — Предводитель наклонился и присел, словно готовясь к прыжку. Или на самом деле собирался прыгнуть на своего врага, сбить его с ног и убить…
— Хорошо, — снова сказал убийца. — Ты можешь попытаться меня убить. Но за все нужно платить, да?
— Что ты хочешь? Чего ты еще хочешь от меня!
— Ты скажешь, куда ушли ваши остальные.
— Зачем мне это? Я ведь все равно подохну…
Выстрел. Убийца неуловимо быстро поднял левую руку с пистолетом, пуля ударила в бревно возле тела предводителя. Не возле головы, а на уровне живота.
— Ты можешь подохнуть с пулей в брюхе. А можешь — как-нибудь иначе. Но быстро. Что выберешь?
— Я убью тебя, — сказал бандит.
— Но перед этим…
— Они ушли к реке. Там мост, а за ним деревня… Я не могу выговорить эти варварские названия… Что-то связанное с комарами. Там монастырь… Золота много, а защищать некому… — Бандит лязгнул зубами. — Достаточно? Теперь мы можем…
— Ты не соврал?
— Нет, конечно… Не соврал! Я сказал правду — почему это я один должен подыхать, а они… Нет, все поровну. И смерть тоже… И смерть! — Бандит бросился вперед, от противника его отделяло всего три или четыре шага… два прыжка…