Князь
Шрифт:
«В том-то и дело, – подумал Духарев. – Потому-то мне и нужен ты, а не печенеги».
Печенеги встанут на хузарскую землю крепко, двумя ногами, а угры не смогут.
– Наша Тмутаракань, которую у вас называют Таматархой, тоже далеко от Киева, – сказал Духарев. – И тоже через земли печенегов… которые ранее были хузарскими.
– То верно, хузары теряют свои земли и силу, – согласился Такшонь. – Но у всякого народа бывают плохие времена. Быть может, они еще возродятся.
– Нет, – твердо произнес Духарев.
– Почему ты так думаешь, воевода?
– Я не думаю, – воевода
Он действительно знал. Но для угра нужны были аргументы.
Такшонь скептически приподнял бровь.
– Ты видел природных хузар среди тех, кто приехал со мной? – спросил Духарев.
– Допустим.
– Это белые хузары! – подчеркнул Духарев. – В дружинах киевского князя и воеводы Свенельда немало белых хузар.
– Я не удивлен, – пожал плечами дьюла. – Белые хузары – воины.
– Вот именно. Потому Киев привечает их, дает им земли в удел. Земли, которые когда-то были хузарскими.
– Ну и что с того? – еще раз пожал плечами Такшонь. – Славяне тоже воюют за ромеев. Я слыхал, и у Оттона были ваши.
Духарев пожал плечами. Оттон побил угров. И, насколько известно Духареву, из угров же набрал легкую конницу.
– Наши вои сами выбирают себе повелителя, – сказал он. – Князь им не указчик. Наш князь – не хакан хузарский.
– Это так. Почему бы хузарам не повоевать за твоего князя? Да, я слыхал и более того: целые хузарские роды отрекаются от иудейской веры и уходят под власть печенежских ханов. Зато за хузарского хакана сражаются лучшие воины ислама. А сражаться они умеют, это я знаю не понаслышке, я сам с ними дрался!
– Они сражаются не за свою землю, а за золото хакана! – возразил Духарев. – А золото хакана когда-нибудь кончится. Но…
Он остановился.
– Что? – спросил весьма заинтересованный мадьяр.
– Почему бы нам не взять это золото до того, как его запас иссякнет?
– Даже если мы объединимся, Итиль нам не по зубам.
– Сейчас – нет, – согласился Духарев. – Но я готов поклясться: пройдет несколько лет – и это станет возможно. Если мы объединимся.
– А если нет?
– Если нет, хузары все равно падут. И богатства их достанутся печенегам. Но даже если я ошибаюсь насчет хузар, есть много других земель, которые могут… представлять для нас интерес. Вот я слыхал: ромеи платят булгарам ежегодную дань…
– Это не дань! – возразил Такшонь. – Это годовое содержание их принцессы, жены болгарского хакана.
– У ромеев так много императоров, что вполне может найтись еще парочка принцесс.
– Твой князь – язычник. Ромеи никогда не отдадут дочь императора за язычника!
– Что ж, – философски ответил Духарев. – Ты ведь христианин. А киевский князь, я уверен, согласится и на одно содержание. Принцессу ромеи могут оставить себе.
Такшонь улыбнулся, а Духарев продолжил, уже серьезно:
– Мое слово таково, хакан: я предлагаю тебе союз! И в знак крепости моих слов я готов возвратить тебе сына. Без всякого выкупа! Но и ты должен дать мне залог своего расположения…
– Какой? – осторожно спросил Такшонь.
– Ты должен отдать мне свою дочь!
– Тебе? – произнес с некоторым удивлением хакан угров. – Но ведь у тебя есть жена. И мне говорили, ты христианин, как и я, и не берешь в дом даже наложниц. Меня обманули?
– Нет, – качнул головой Сергей. – Все правильно. («Ага! Ты тоже навел обо мне справки».) Я беру твою дочь не для себя, владыка. Я беру ее для моего князя.
– А что скажет княгиня Ольга?
– Княгиня Ольга не станет возражать, если женой ее сына окажется христианка.
«Но главное, – подумал Духарев, – Ольга хочет мира. А дружба с уграми обеспечит нам здесь, на западе, надежный мир… И мы сможем смело двинуть на восток, на вятичей. А затем – на хузар. Свенельд тоже не будет противиться. Ему мало дани на уличах и тиверцах, земли которых он оттяпал у угров. Он хочет заиметь кусок и на востоке».
– А если не согласится сам князь? Недавно ты сказал: он уже достаточно взрослый, чтобы сам принимать решения. Что если ему не понравится моя дочь?
– Она ему понравится, – улыбнулся Духарев. – Твой сын сказал: его сестра почти так же красива, как моя жена.
Такшонь тоже улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он. – Я согласен. Но ты, воевода Серегей, поклянешься мне нашим общим Богом и жизнью своей супруги, что моя дочь не потерпит в твоей стране обиды!
– Я клянусь! – торжественно произнес Духарев и поцеловал маленький золотой крестик, который он уже много лет носил на груди. Единственное, что осталось у него от того мира, кроме кое-каких знаний и снов.
– Я принимаю твою клятву! – не менее торжественно произнес Такшонь. – Моя дочь поедет с тобой в Киев. Уверен, что ты выполнишь свое обещание и пришлешь мне сына без всякого выкупа.
– Так и будет! – ответил Духарев.
В крайнем случае он сам заплатит за мальчишку. А в том, что дочь Такшоня понравится Святославу, он не сомневался. Парень не однажды высказывал свое восхищение Серегиной женой. А девчонка действительно похожа на Сладу. Духарев вчера сам в этом убедился.
– Союз? – он протянул руку мадьярскому воеводе.
– Союз! – рука дьюлы, такая же мозолистая клешня, как и его собственная, протянулась навстречу.
– Союз! – с важностью перевел толмач.
Это было последнее слово, которое он произнес в своей жизни. Ладони воинов разъединились… И рука мадьярского воеводы смяла тощую шею толмача…
– Слишком важные слова, – на ломаном хузарском произнес Такшонь. – Знаешь ты, знаю я. Достаточно.
Через восемь дней посольство отправилось обратно. Духарев вез в Киев подарки от угорского дьюлы. Главным «подарком» была юная княжна – будущая жена киевского князя. Конечно, Сергей рисковал. Не подобало ему выбирать будущую киевскую княгиню. Но он полагал, что достаточно хорошо знает и Ольгу, и Святослава, чтобы рискнуть. Прецедент, впрочем, был. Саму Ольгу точно так же привез из Плескова воевода Олега Вещего. Правда, воевода заранее знал, кого следует привезти. Но кто такая была Ольга с формальной точки зрения? Да никто! Мать ее – ничем не примечательная дочь одного из плесковских старшин, а кто отец – вообще неведомо. То есть ведомо… кому надо. Но официально – безотцовщина. А Духарев везет ее сыну природную княжну.