Княжа булава
Шрифт:
Весь бок, на котором он лежал, нога и рука затекли и страшно ныли, но это было ни что по сравнению с невыносимым желанием посетить туалет. Виктор Сергеевич пришёл в сознание, он уже минут десять лежал, не шевелясь и пытаясь понять, что произошло. Он помнил, как ехал, потом его остановил полицейский патруль, что-то него попросил, он полез в машину за документами, дальше боль и всё, больше ничего, а теперь под ним был бетонный пол, перед глазами оштукатуренная стена, руки и ноги были связаны, причём туго, верёвки впились в кожу. За спиной слышались какие-то неясные звуки и тихий разговор, похоже, люди играли в карты.
Виктор Сергеевич, тихо, стараясь не шуметь, перевернулся на спину, потом на другой бок. Помещение без окон, скорее всего, было подвалом, или подземным гаражом, что в принципе не имело существенного значения. Помещение освещалось несколькими лампами дневного света. Внутри, кроме Позднякова находились трое, один стоял и методично кидал дротики в висевший на стене круг, двое сидели за стоявшим в центре комнаты столом и играли в карты. Тот, что кидал дротики, выпустил последний, выругался, скорее всего, по тому поводу, что не достиг нужного результата, подошёл к мишени, собрал дротики и обернулся, намереваясь занять прежнюю позицию, но его взгляд натолкнулся на перевернувшегося Позднякова.
— О, а клиент-то оклемался. — Виктор Сергеевич узнал парня, это был один из тех, что приходили в квартиру, в ту ночь, когда они дежурили с Люком. Он хорошо помнил, чьи это были люди и от этого воспоминания легче не стало.
На окрик поднялись из-за стола и игроки, они подошли к Позднякову, склонившись над ним. Виктору Сергеевичу стало ещё страшнее, это был второй из парочки, кажется, его звали Колян, и ни кто иной, как его старый знакомый, он даже кличку его вспомнил, «Крыша», воде по фамилии Крышаков.
— Что Витя, очухался? — Спросил его «Крыша», — поговорим?
— Мне бы в туалет, — выдавил из себя Поздняков.
Крышаков, он здесь, по всей видимости, был главным, склонив голову, присмотрелся к Виктору Сергеевичу, наверное, размышлял, вести его или нет, потом всё-таки решил вести.
— Отведи его, — приказал он Коляну, — а то ещё обгадит нам здесь всё, да смотри, чтобы не сбежал.
— Куда ему, вон еле дышит.
— Меньше трепись, а больше делай, — прикрикнул «Крыша» на Коляна.
Тот, на этот раз, молча, развязал Позднякову ноги, поднял и подтолкнул вперёд.
— Шагай, вон там лестница, а наверху справа сразу клозет, да не балуй мне, пришибу.
Виктор Сергеевич поковылял в указанном направлении, затёкшая нога начала отходить, словно миллионы иголок впились в неё, он с трудом передвигался даже по ровному полу, а тут ещё и наверх идти. Подъём по лестнице дался с трудом, но он его преодолел, боль отпускала, тело отходило от неудобной позы, туалет действительно оказался возле самой лестницы, Колян открыл двери и пропустил Позднякова. Тот вошёл и встал возле унитаза, немого постоял, потом посмотрел на сопровождающего.
— Чего ты на меня вылупился? — Непонимающе спросил тот.
— Предлагаю тебе одно из двух, либо развяжи мне руки, либо расстёгивай ширинка, ну и дальше ты сам знаешь, что делать.
— Ты, чё совсем оборзел! — Вспылил Колян, но быстро сообразил, что ему действительно придётся сделать, что-то одно, выбрал более приемлемый для себя вариант, развязал Позднякова. Тот не пошевелился и вновь посмотрел на конвоира. — Чего тебе ещё?
— Двери закрой.
— Обойдёшься. Что никогда общественными сортирами не пользовался? Давай делай свои дела и пошли вниз.
Ничего не поделать, пришлось оправляться прилюдно, надежда на то, что его оставят одного в туалете, он сможет закрыться и сбежать через окно, как это обычно бывает в кино, растаяла. Он сделал всё необходимое, вымыл руки и вышел из туалета, огляделся по сторонам. Из глубины коридора на него смотрела пожилая женщина с грустными глазами.
— Нечего глазеть, не в музее, — одёрнул его Колян, шагай вниз, подтолкнул он Позднякова, — а ты иди своими делами занимайся, чего встала как столб, — прикрикнул он на женщину.
«Интересно кто это, и почему она так грустно на меня посмотрела? — думал Виктор Сергеевич, пока спускался в подвал». Но как только он вошёл в подвал сразу понял, о чём грустила женщина. Стол, стоявший по центру, был сдвинут в сторону, на его месте стоял табурет. Настольная лампа была направлена строго на то место, где предполагалось посадить Позднякова, кроме этого в углу он заметил вмонтированный в потолок блок, с перекинутой верёвкой, Виктору Сергеевичу стало очень грустно и страшно.
— Ну, что Витя, присаживайся, поговорим по душам, — обратился к нему Крышаков, — давненько мы с тобой не общались, помниться ты был сговорчивым парнем.
— О чём мне с тобой говорить?
— Ну как о чём? Тем-то много интересных, поговорим о твоих доходах, о том, как ты будешь ими делиться, но самое главное поговорим о том предмете, который ты никак не хочешь отдавать.
— А что о нём говорить? Нет его, и не было никогда, миф это.
— Витя, ты меня, наверное, не понимаешь. Пока я говорю с тобой по-хорошему, тихо, так, ласково, но ведь могу и поменять тон.
— Да, хоть меняй, хоть не меняй, — стоял на своём Поздняков, — от этого предмет не появится. Не слышал я ещё, что бы мысли материализовывались, разве, что в Библии про это написано, да ведь я не Господь Бог, на такое не способен.
— Значит, ты не понимаешь, меня, что же придётся с тобой иначе работать. Колян начинай.
В тот же момент сильный удар в голову сбил Виктора Сергеевича с табурета на пол, после чего на него обрушилась серия ударов норами, и сознание вновь померкло.