Княже
Шрифт:
Мой рык слышал, наверное, весь лес. Я сделал невозможное: прыгнул со всей дури ещё в процессе обращения, получеловек-полуволк, и приземлился на твёрдую землю.
Услужливая жёлтая поганка-луна отвернулась от меня, забирая с собой неяркий свет, погружая в осточертевшую проклятую тьму. В самую пору завыть. Но мысли оказались заняты другим: неужто мавки могут наводить такой морок? Я ведь не сошёл с ума, а слышал голос Лины и даже касался её – именно её было тело, хоть и холодное. Откуда им, простой нечисти, знать, о ком мои печали, зачем прикидываться ею? И ведь даже не попыталась убить, пока была возможность, а уж
Что за глупость? Морок есть морок, зачем уродовать его? Меня передёрнуло, шерсть встала дыбом. Нет, тут что-то не так. Впредь буду умнее. Луна вернулась на место, а я снова оказался в дураках: стоял, как и прежде, на поляне, никакого болота и в помине не было, насколько свет позволял разглядеть пространство. Двойной морок? Мне привиделось то, что мне привиделось? Я тряхнул головой: может, приснилось? Не спал уже двое суток, как только вошёл в этот проклятый лес.
***
Лина рассмеялась. Всё так глупо сложилось, необъяснимо и по-дурацки. Малика приходила теперь каждый день, терпеливо выслушивала истерики и жалобы, соглашалась с несправедливостью и поддакивала в любой ситуации, а также помогала по хозяйству, ведь взрослую, хоть и ослепшую, племянницу содержать было в тягость. Дядя с тётей молчали, вздыхали, жалели, отчего девушке становилось лишь хуже.
Когда ей в руки попало письмо, Малика как раз гостила у неё и дрожащим голосом зачитала:
«Лина, это Ромэн, друг Маркуса. Он просил передать, чтобы ты не волновалась: живой, здоровый, злющий как дьявол из-за долгой разлуки (это буквально его слова). Сколько ещё пробудет вдали от тебя – неизвестно, ибо мы оба покинули деревню Старейшин, и наши пути разошлись: Маркус отправился на поиски Духа Леса в Затерянный Лес Комуркалья, чтобы снять своё родовое волчье проклятье. Да, ещё он просил передать, что отгрызёт всем головы по возвращении – что бы это ни значило, но ты, наверное, поняла».
– Он отправился на поиски какого-то там духа, ты слышала? – Лина зашлась в истерическом смехе. – В другую страну!
Девушка стучала ладонями по подлокотникам кресла, содрогаясь всем телом. В маленькой комнате, обставленной на манер гостевого номера, царил полумрак: закрытые глаза не нуждались в свете. Кроме родных и Малики никто не входил к Лине, и девушка не обращала внимание на царящий вокруг беспорядок: разброшенные вещи на лавке и на узкой кровати.
Ворожея молчала. Все разговоры подруги каждый день сводились к одному и тому же: вот приедет Маркус, и всё станет иначе. Может, зрение не вернётся, но что-то точно поменяется в лучшую сторону. Она была так уверена, что он не оставит её даже ослепшую; полна надежды, что князь вернётся со дня на день и первым делом примчится к ней. Малика не позволяла себе высказать крутившуюся в голове мысль относительно наивности подруги, не смела перечить этой всепоглощающей простодушной любви, которой она открылась. «Хорошо, что у неё есть я, – думала Малика, – уж я-то могу рассуждать трезво. Мои мысли никто и никогда не
Лина успокоилась и попросила перечитать снова. Малика вздохнула и прочла. Она понимала, что этот Тёмный не виноват, напротив – он делает то, что должен. Но стал бы он соглашаться на такое опасное и длительное путешествие, зная, что случилось с Линой? Ворожея не знала ответа. Лина закрыла лицо руками. Больше месяца девушка держалась за мысли о княже, о его скором возвращении, а что ей осталось теперь?..
– Малика, я знаю, что говорю глупость, но всё же… попробуй посмотреть ещё раз, умоляю, вдруг, ты увидишь его?
– Лина, милая, может, не стоит? – тихо спросила Ворожея. – Вряд ли он…
– Ты так говоришь, потому что боишься увидеть, да? – резко перебила Лина. – Увидеть, что он не ищет никакого духа, а просто уехал? Бросил меня, забыл? А письмо прислал для очистки совести, так? Мол, наивная дура поверит и всё поймет, будет ждать у окна?
Девушка разрыдалась. Малика не нашлась, что ответить, и утешала дорогую подругу тёплыми объятиями. Но Лина действительно говорила глупости: Ворожея догадывалась, что Тёмный исчез из видений неспроста, ведь обращённые сущности были неподвластны её взору. Сложив картинку из простых фрагментов, самым важным из которых были северные Старейшины, Малика примерно представляла, на что согласился этот князь, и мурашки пробегали по её телу. Вот только пугать и без того расстроенную подругу никак не хотелось, пусть лучше думает о простых человеческих страстях.
– Хорошо, я попробую. Слышишь меня? Я попробую ещё раз, только если ты прекратишь выть в голос. Договорились? Ну то-то же.
Ворожея закрыла глаза, представила образ князя и едва не вскрикнула: видение показало его утонувшим в болоте в окружении многочисленной нечисти.
– Ты что-то увидела? Твоя рука дёрнулась, я почувствовала.
– Нет, я просто… сейчас, подожди. – Малика вновь увидела Тёмного, но в этот раз он оказался повешен на дереве, а после объят огнём, и та же разношёрстная компания нечисти гоготала рядом.
– Ерунда какая-то… – прошептала она. – Попробую ещё.
Но последующие видения показывали Ворожее одинаковый итог в разных вариациях: князь погибнет, и дьявольские прислужники в виде упырей, мавок, умертвий и леших встанут вокруг него и будут потешаться. Малика почувствовала сильную головную боль – перестаралась, придётся пить настойку и отлеживаться до конца дня. Но сначала необходимо объясниться с Линой.
– Лина…
– Да? Говори скорее, я сейчас с ума сойду! Что с Маркусом?
– Лина, это всё очень странно. Будущее подбирает варианты, но… твой Тёмный погибает в этом магическом лесу.
Лина замерла, откидывая с лица чёрную прядь.
– Что это значит, Малика?
Ворожея кусала губы. Теперь, когда её глаза видели весь мир вокруг, отношение к подруге изменилось: она забрала её боль, её недуг, пожертвовав собой ради магического послания, надеясь помочь князю. Малика видела, что Лина нырнула с головой в любовный омут, но сама ворожея сомневалась в истинности чувств со стороны оборотня. Да и сколько они были знакомы?.. Тревога за подругу усиливала чувство вины – слепота казалась непомерно высокой ценой, свалившейся на голову.