Княжич, князь
Шрифт:
— Ближе подойди, девонька. Еще ближе — поздно уже робеть-то. Теперь отвечай: зачем сделала это?
— Что, Белый Отче?
— С Вороном говоришь, не с князем Ягдаром. Почто обидела его?
Видана засопела и потупилась.
— Другому рану нанести, а жалеть себя — ой, как сладостно бывает! Так ли? С неких пор на особой примете ты у меня, ведай о том. Долгих речей вести не стану — разум твой вижу. Немалый разум, замечу. Ему повинуйся, а не страстям своим. А обуздать себя не сможешь иль не захочешь — поможем тебе. И я, и отец твой.
Видана переступила с ноги на ногу, опустила
— Отцу только не говорите, Вороне.
— Вот как. Ну-ка в глаза мне посмотри. Не деву строптивую да своенравную вопрошаю я сейчас, а ту Видану, которая прячется в ней. Правда ли, что так лучше для всех будет? И для нее самой? То-то. Голову-то опять подними — не предо мною виниться надобно. Теперь пойдем.
— Куда, Белый Отче?
— Каверзы твои поправлять. И не я это делать буду, а ты сама. Куда подарок бросила? Показывай.
— А вдруг он там еще?
— Князь Ягдар? Нет, ушел уже. Правоту твою на себе ярмом несет.
Видана неуверенно ткнула пальцем в сторону одной из полянок, усыпанных яркими солнечными лоскутами:
— Где-то здесь, Белый Отче.
— Где-то… Не видишь, значит. Вот что ты сама с собою творишь — понимаешь ли?
Ворон остановился посреди тропинки, молчаливо и приглашающе повел посохом. Видана побрела в траву, раздвигая стебли да временами будто просительно оглядываясь.
— Ищи, девонька, ищи.
Голубые цветочки то незабудки, то барвинка или жуки с небесным переливом надкрылий наперебой спешили прикинуться бирюзовыми камушками. Пырей всякий раз норовил повернуться к пальцам своими зазубренными лезвиями, а осот — колючками. Где-то рядом трескуче и со злорадным торжеством расхохоталась сорока.
— Нет его, Вороне! Нигде нет — потерялся совсем!
Видане вдруг невыносимо захотелось упасть лицом в траву, зарыдать открыто, во весь голос. Даже завыть при этом — тоненько и очень горестно.
Ворон приблизился к ней. Вздохнул, взял за руку.
— Спасибо, Белый Отче…
Она благодарно улыбнулась. Пройдя вместе с ним несколько уверенных шагов по поляне, охнула, упала на колени:
— Вот он! Нашла, нашла! — Видана схватила перстенек и, не сдержавшись, порывисто поцеловала его: раз, другой, третий. — Вороне, опять спасибо за помощь вашу!
— А я вовсе и не помогал тебе. Просто за руку держал.
— Разве? А вот теперь помириться бы мне еще… — ее глаза влажно блеснули робкой надеждой.
— Повиниться? — переспросил старец, вроде как не расслышав. — А что — славно мыслишь, девонька. Хвалю, хвалю!
— А как? Ну, чтобы все ладно вышло?
— Тут уж я не советчик — на то отец с матерью есть. Отцовские слова в голову возьми, матушкины — в сердце сложи. А напоследок вот что еще скажу: князь Ягдар не тебе одной нужен. Запомни это крепко-накрепко. И перстенек надень — что ж ты его по-прежнему в кулачке-то… — он вдруг прервал себя и завершил торопливо: — Стало быть, теперь возвращайся к отцу-матери, девонька, ко мне же иные заботы грядут.
— А какие, Белый Отче? — не удержалась Видана.
— Да те, что и всегда. Понадоблюсь я вскоре в неком месте. И даже очень вскоре. Всё на том…
Прощально коснувшись ее лба быстрой легкой рукой, Ворон развернулся, заспешил назад. Видана смотрела ему вслед, пока через несколько шагов он не исчез из виду прямо посреди тропинки.
Глава XII
Кирилл шел, с механической размеренностью переставляя ноги — одну за другой… Одну за другой… Одну за другой… Вернее, не шел, а просто двигался вперед. Перемещался в пространстве неизвестно куда. На самом деле идти вовсе не хотелось, но стоять на месте — тем более. Слезы и крик от непривычной, доселе не ведомой боли притаились где-то на подходе в ожидании малейшего повода, чтобы вырваться наружу. Жалкие остатки оцепенелого разума пока что защищали от этого, время от времени старательно отвлекая и подсказывая: «Вон муравейник под кустом, большущий-то какой… Это ж сколько сил положено трудолюбивыми крохотульками, чтобы соорудить таковую горушку… Жук-рогач за пенек юркнул… Красавец… Я их с самых малых лет всегда любил, причем как-то очень почтительно и даже с капелькою страха… Улитка-то просто под ноги ползет, не наступить бы ненароком на глупую… Гляди-ка: а вон впереди и та самая избушка на курьей ноге. Как же я к ней вышел-то? Вроде бы совсем в другую сторону направлялся…»
Кириллу вдруг страстно захотелось, чтобы Белый Ворон опять оказался дома, чтобы опять перебросил на грудь две белоснежные косицы из трех, заглянул сквозь глаза в душу — глубоко-глубоко! — и оставил там теплый свет утешения. Давеча у него это просто здорово получилось и еще раз получиться должно. Конечно же, должно!
— Белый Отче! — закричал он, задрав голову к маленькому оконцу наверху. — Это снова я, князь Ягдар из рода Вука! Белый Отче!
Еще завершая свой зов, Кирилл уже понял, почувствовал, что Воронов приют пуст. Постепенно затихшие отголоски эха и живая тишина дубравы только подтвердили это. Крохотная искорка надежды погасла, даже не успев толком разгореться.
Стрельчатая пещерка у основания спиленного дуба-опоры еще по пути сюда показалась ему входом. И сейчас, бессмысленно вглядываясь в черное обгорелое нутро, Кирилл вновь подумал:
«Вот если бы и в самом деле это был вход, врата, ведущие в иной, лучший мир! Сделаешь шаг вперед — и вся твоя боль, все твои потери останутся здесь, за порогом. А ты войдешь туда прежним, неповрежденным. Как же это было бы хорошо…»
Начиная осознавать, что ожидание чуда постепенно тускнеет и скоро совсем исчезнет, Кирилл заставил себя оторваться от мечтательного созерцания обугленных внутренностей дерева:
«Ну ладно. А дальше-то мне куда — возвращаться домой, в обитель? Нет. Нет, только не теперь. Как-нибудь потом. Всё-всё-всё — как-нибудь потом…»
Его блуждающий взгляд остановился на зарослях орешника поодаль. По непредсказуемой прихоти сознания из памяти почему-то всплыл тот орешник, в котором прятался, наблюдая за ночным боем при полной луне, тайный всадник-соглядатай в темном плаще.
«Именно так. Тот самый соглядатай за тем самым ночным боем. Значит, и мне туда. А почему именно туда? Да вот просто потому, что я сейчас так хочу! Хотя бы сейчас всё будет только по моим желаниям! Только по моим!»